Romantic Angel
Да не бери ты в голову этого Моралеса 
Между ним, мной и Эриком точно нет никакой связи.

Где-то через полчасика будет конец 10-ой главы и первой части соответственно. 

Худо-бедно, но первая часть закончена 

Глава Х
(окончание)

*     *     *

День выдался невероятно насыщенным: пятеро клиентов, поездка в суд, где Мишель представлял интересы одной из сторон в затянувшемся гражданском процессе (тяжбы о наследстве иногда могут разбираться годами), работа с материалами следствия о подлоге финансовых документов…
Мэтр Нортуа снял очки, потер уставшие глаза, откинулся на спинку кресла.
– Пора домой, – вслух сказал он себе.
Взгляд адвоката задержался на газете, забытой Жюли и пролежавшей весь день на углу его внушающего уважения своей массивностью, красивой темной полировкой и строгим рисунком резьбы стола. Эрик. Мишель знал, что, работая в Вене в конце 60-х, Лебер одновременно учился в консерватории. Адвокат не переставал удивляться творческой неугомонности и разносторонности интересов и дарований друга. Но написать еще и оперу!
Кто бы мог подумать, что получится из несчастного, стеснительного малыша с по-взрослому печальными глазами, грустно смотревшими на мир сквозь прорези матерчатой серой маски на все лицо, малыша в плотной суконной шапочке, скрывавшей недостаток волос, каким его впервые увидел Мишель! Мадам Аннета Лебер до конца своих дней не могла простить себе, что родила мужу такого ребенка. Должно быть, ужас, который вызывало в ее душе уродство сына, сыграл не последнюю роль в ее ранней кончине. Мадам Аннета жестоко страдала и долгое время не решалась показать Этери кому бы то ни было. В конце концов, Лионель настоял на том, что ребенка необходимо брать хотя бы в дом ближайших друзей, а не держать в полной изоляции как диковинного зверька. Разумеется, ничего этого семилетний Мишель еще не понимал, он только слышал обрывки разговоров взрослых, а выводы сделал много лет спустя. Старший ребенок четы Нортуа навсегда запомнил поразивший его ответ четырехлетнего сына Леберов, когда на вопрос – зачем на нем эта тряпка – Этери обреченно ответил:
– Мама говорит, что я – урод.
Мишель вздрогнул, он словно наяву увидел сцену из детства. Острое чувство справедливости и потребность защищать незаслуженно обиженных, предопределившие выбор профессии адвоката, были присущи Мишелю уже с ранних лет. Он ни разу не пожалел о синяках и ссадинах, полученных в драках с гимназистами, где Мишель и Эрик были вдвоем против пяти-шести противников, иногда старше их обоих. К счастью, со временем желающих поиздеваться над Эриком становилось все меньше. Шутки утратили свежесть. Да и не выгоднее ли дружить с лучшим учеником в классе, нежели пытаться уязвить его болезненное самолюбие? Тем более, что изобретательный ум Лебера позволил ему устроить несколько показательных демонстраций собственной небеззащитности. Кому захочется предстать перед классом во внезапно разваливающихся под действием неизвестного даже учителям химического состава брюках? Гораздо разумнее попросить Эрика объяснить решение головоломной задачи или подсказать окончания зловредных латинских падежей.
В Париже юношу ожидало второе путешествие по кругам ада, не столь длительное – с учетом возраста окружения, – но еще более болезненное. Эрик достаточно быстро обрел дружеское признание в среде парижских школяров. Но, достигнув возраста, когда отвращение во взгляде юной особы противоположного пола пронзает сердце раскаленной иглой, молодой Лебер прочувствовал свою ущербность как никогда раньше. Походы, время от времени организовывавшиеся Мишелем на улицу Сен-Дени, решали лишь физиологическую сторону проблемы, но не могли заполнить чудовищную пустоту жаждущего истинной любви сердца. Впрочем, занятые учебой и устройством карьеры молодые руанцы не слишком увлекались услугами профессионалок, побаиваясь, как все провинциалы, малоприятных подарков богини Венеры.  Но если большинство приятелей-студентов с легкостью заводили интрижки в легкомысленной богемной среде или с успехом развлекались с непритязательной прислугой, Эрику и мечтать о подобного рода отношениях не приходилось. Да он к тому и не стремился. Пожалуй, Мишель был единственным человеком, знавшим о безнадежно романтичной натуре своего друга.
Ко времени возвращения Эрика из Вены осенью 71-го года, мэтр Нортуа удачно женился на мадемуазель Мадлен де Кавиль и не без помощи тестя завел собственную практику, успев к тому же стать счастливым отцом прелестных близняшек – Атенаис и Анриетты. В начале 74-го семейство адвоката переехало в новый, построенный в соответствии с последними веяниями в архитектуре дом, где Луи Лебер стал одним из самых желанных и дорогих гостей. Сделал проект и руководил строительством Эрик совершенно бесплатно, в качестве чуть запоздалого свадебного подарка другу.
Появление в гостиной Нортуа вернувшейся из Лондона, где она прожила несколько лет с отцом-дипломатом, Женевьевы нарушило относительный душевный покой Эрика. Забыв о том, что парик не скрывает его уродства, тридцатилетний архитектор позволил своему сердцу открыться навстречу несбыточной мечте и был жестоко высмеян не потрудившейся облечь свой отказ в сколь-нибудь мягкую форму девушкой.
Дальнейшая судьба Эрика долгое время оставалась Мишелю неизвестной, что заставило адвоката опасаться самого неблагоприятного исхода, однако худшего не случилось. Постепенно до Нортуа начали доходить слухи о том, что Лебер сотрудничает с той или иной строительной компанией, принимает участие в государственных конкурсах. Мишель понял нежелание Эрика появляться в кругу людей, так или иначе имеющих отношение к мадемуазель де Кавиль, на друга он не обижался. Несмотря на возобновившиеся после годичного отсутствия контакты, Мишель так и не узнал где, как и чем жил Эрик до своего отъезда в Швейцарию.
Последний визит друга не особенно порадовал адвоката: Эрик выглядел смертельно уставшим и полностью разочаровавшимся в жизни человеком. И хотя из его взгляда исчезло пугавшее Мишеля выражение одержимости безумной идеей, заменившая его горечь не вдохновляла. Мэтр Нортуа даже подумал, что все повторяется как в дурном сне, и Эрик сейчас попросит его продать свой недостроенный дом. Однако на этот раз обошлось: Лебер, сказав, что уезжает за границу, оставил другу доверенность на управление собственностью сроком на три года.
Половина означенного срока уже прошла, за это время Эрик более или менее регулярно писал Мишелю, интересовался его семьей и общими знакомыми, разве что ни разу не упомянув Женевьеву де Кавиль.
Мишель встал и, уходя, захватил газету с собой: «Новость непременно обрадует Мадлен», – подумал он.

Конец первой части

Отредактировано Тали (2007-05-27 20:39:11)

Romantic Angel
Забыла написать. Я там в начале (на первой странице фанфика) добавила название части. Посмотри. Что скажешь?

Какая красота!!!
:thank_you:

Romantic Angel
И для вдохновения на дальнейшие 
Спасибо! Для меня это важно.

А теперь... расскажу я вам, как все было на самом деле 

Часть II ПРИЗРАКИ ОПЕРЫ

Глава I
(начало)

Эрик замер в полной неподвижности и затаил дыхание. Непрошенный гость двигался почти бесшумно, и тем не менее Лебер хорошо представлял, где тот должен сейчас находиться – архитектор просто не оставил пришельцу возможности пройти другим путем. Следовало, наконец-то, встретиться лицом к лицу с пугливым (или осторожным?) и в то же время докучливым соседом.
Можно было предположить, что после переезда труппы, Академии Музыки, балетной школы и прочих сопутствующих подразделений в новое здание и официального открытия театра найдутся желающие побродить по подвалам. Поэтому Эрик позаботился перекрыть доступ к некотором частям нижнего уровня. Мысль о том, что однажды он может застать у себя «дома» какого-нибудь бесстрашного и не в меру любопытного искателя приключений, большого восторга не вызывала. Благо, находившимся в его подчинении рабочим не приходило в голову задаваться вопросами: зачем нужна посреди озера тяжеленная стальная решетка, поднимающаяся вверх наподобие решеток средневековых замков, или многочисленные потайные ходы и двери, снабженные секретными механизмами.
Большинство необходимых вещей – книги, документы, деловые бумаги, приборы, гардероб, часть домашней утвари и меблировки из выставленного на продажу дома – Эрик перевез в небольшую двухкомнатную квартиру, которую снял поблизости от Оперы на улице Скриба. В результате получилось состоящее из кабинета и спальни скромное холостяцкое жилище рядового инженера-строителя. Решив оборвать все дружеские и личные связи, кроме деловых контактов с заказчиками, перед которыми у него еще оставались определенные обязательства, аренду Эрик оформил на имя Пьера Ксантье – человека, двадцать лет ведавшего всеми хозяйственными делами в доме профессора Лебера. Несмотря на то, что после смерти профессора эконом удалился на покой, дом Антуана Лебера был дорог ему. Старик Ксантье в душе не одобрял решение Эрика, но он просто не мог отказать «сумасбродному мальчишке» ни в единой, даже самой нелепой просьбе. Кроме того, одного взгляда на молодого архитектора было достаточно, чтобы понять: какие бы глупости он ни делал, остановить сейчас его невозможно.
Жгучее чувство стыда, испытанное Эриком в тот момент, когда Женевьева в ответ на его признание, едва не рассмеявшись ему в лицо, сказала: «Господи, Луи! О чем вы? Посмотрите на себя в зеркало», – породило в душе лишь одно желание – исчезнуть. В течение полугода они довольно часто встречались в доме Нортуа, много разговаривали на самые разные темы, бывали в театре и на выставках. Он никогда не замечал, чтобы мадемуазель де Кавиль стеснялась появляется в его сопровождении в общественных местах. Ее улыбки, хрустальный смех, постоянные апелляции к его мнению кружили голову и внушали обманчивую надежду. Как оказалось, все это с ее стороны было лишь оригинальным способом привлечь к себе всеобщее внимание. Эрик и представить себе не мог такого откровенно грубого и бесцеремонного использования: словно он был бездушным куском дерева, экзотическим зверем, которого показывают знакомым, дабы создать себе репутацию любителя редкостей.  В какой-то момент у него даже появилась мысль покончить с собой. Но вдруг он совершенно отчетливо понял, что не испытывает желания расстаться с жизнью в угоду этому чудовищу в ангельском обличии. Стоило лишь представить, как Женевьева с гордостью рассказывает о застрелившемся ради ее прекрасных глаз уроде… Нет, такого удовольствия он не хотел ей доставить. Но и оставаться по-прежнему на виду, в кругу привычных связей он не мог. Потрясение оказалось чересчур глубоко. Что, если и большинство других его знакомых относятся к нему также? Хуже всего было то, что он со своей нерастраченной пылкостью, нежностью и тайным обожанием оказался попросту смешон. Смешон и жалок.
Все его личные проекты на тот момент находились либо в стадии завершения, либо – первичной разработки. Первые уже не требовали его постоянного присутствия, от последних он отказался, продолжая лишь работу в Гранд Опера. На это у него были особые причины.
Свое жилище у подземного озера, в отличие от квартиры наверху, Эрик обставил совсем иначе. Замечание Женевьевы о зеркале не прошло даром, чего-чего, а зеркал там было в избытке, дабы никогда не забыть и не забыться. Это был совсем другой мир, другой путь – путь во мраке и одиночестве. Именно в этом странном полусумеречном состоянии Эрик почувствовал непреодолимое желание предаться стихии музыки: писать, изливать страдания, выплескивать гнев, рождать из хаоса смятенных чувств гармонию высшего искусства. Установить орган в снятой на имя эконома квартирке было бы немыслимо, зато в величественном подземелье Храма Музыки спокойно разместился бы не один оркестр.
Но усидеть долго на одном месте Эрику не позволяла его деятельная неугомонная натура, и вскоре он уже был в курсе всего, что происходит в театре. Закулисная жизнь не казалась в диковинку бывшему ученику венской консерватории, но в силу своей занятости в Вене он наблюдал за специфическим миром оперы эпизодически и «со стороны». Теперь, получив возможность проникнуть в этот мир изнутри, Эрик вдруг раскрыл в себе прежде не проявлявшуюся склонность к мифотворчеству и таинственности. Услышав легенду о Духе Оперы, он почти непроизвольно стал «примерять» образ пугающего впечатлительные артистические души Приведения на себя. Как человеку, имеющему несколько магистерских степеней по естественным и точным наукам, местные суеверия показались Леберу невероятно дикими и в то же время забавными.
Однако вскоре Эрик убедился, что у россказней и слухов несомненно существует какая-то реальная подоплека. В огромных подвалах оперы обосновался еще один постоянный обитатель. По всей видимости, этот человек имел немалый опыт по части пряток: увидеть его Эрику никак не удавалось. Но у архитектора были свои и немалые преимущества – точное знание обо всех явных и тайных проходах и помещениях в здании. Задача – познакомиться с Духом – стала особенно насущной, когда, вернувшись после трехдневного отсутствия, Эрик обнаружил неудачную попытку взлома одного из своих замков.

*     *     *

Отредактировано Тали (2007-05-31 23:01:57)

Я-то, конечно, запутываю! 
Но, если честно, мне интересно: в чем именно ты здесь запуталась?