А мне вот понравился очень милый человек - господин Лефевр (попрошу поберечь хрустальные туфельки!!!)
Глава III
(начало)
Эдмон Лефевр сидел в своем директорском кабинете, взявшись обеими руками за голову и опершись локтями о стол, и с видом полнейшего непонимания невидящим взглядом сверлил лежащее перед ним послание. Табачный дым витал над его головой, медленно уплывая в сторону камина, пепельница была полна поломанных или на половину докуренных и не затушенных сигар. Короткие зимние дни не радовали обилием света, уже в полдень – когда директор обычно являлся в Оперу – приходилось зажигать газовое освещение, иначе углы представительного как по размерам, так и по обстановке помещения тонули в полумраке. Но стоило Лефевру дочитать неизвестно каким образом попавшее на стол запертого на ключ кабинета письмо, как светильники единомоментно погасли. Все это можно было бы счесть за шутку – понять бы еще, кто способен на столь своеобразное проявление юмора, – если бы не возобновившиеся в театре с новой силой разговоры о Духе Оперы.
Теперь его видел уже не один Жозеф Буке, с Призраком «повезло» встретиться целому ряду лиц из числа обслуживающего персонала – осветителям, пожарным, закрывателям дверей, истопникам. Привидение появлялось ниоткуда, иногда важно кивало остолбеневшему человеку, или просто шло своей дорогой, как будто не замечая встречного, и бесследно исчезало за каким-нибудь поворотом, а то и просто проходило сквозь стену. Надо сказать, что, судя по свежим отзывам, это было весьма импозантное привидение: высокая фигура в длинном черном плаще и фрачной паре, двигающаяся плавно, с достоинством, но достаточно быстро. В описании головы очевидцы расходились: одни утверждали, что у Призрака черные волосы, одна половина лица неправдоподобно белая, а вторая как будто человеческая, другие были убеждены, что ясно видели слабо светящийся в темноте крупный череп с выступающими зубами и пустыми глазницами. Впрочем, никто этому особенно не удивлялся – на то он и Призрак, чтобы выглядеть, как ему вздумается.
Назначенный на должность директора Оперы уже после переезда театра во Дворец Гарнье Лефевр до сих пор не обращал внимания на лишь краем коснувшиеся его слуха рассказы о легенде старого здания. У него хватало иных дел и забот. Теперь же ему предстояло решить, насколько все это может оказаться серьезным. Мысли – обратиться в полицию с письмом от Духа – у директора даже не возникло: не хватало еще быть поднятым на смех. Но предпринять какие-то шаги следовало немедленно. Более всего Лефевра поразило не само требование денег, а форма, в которой оно было изложено:
«Дорогой господин Лефевр! Учитывая трудности, с которыми Вам, как человеку далекому от оперного искусства, пришлось столкнуться на занимаемом ныне ответственном посту, смею предложить Вам услуги консультанта по вопросам репертуара, подбора исполнительского состава, декоративного оформления спектаклей и проч. за скромное жалование в размере двадцати тысяч франков ежемесячно. Кроме того, наше сотрудничество ex pacto…» Письмо Призрака Оперы содержало намеки и, можно сказать, изящно завуалированные угрозы, но в целом оно выглядело почти как прошение о приеме на службу! Именно от этого и становилось не по себе: текст был составлен не просто умным, а очень умным шантажистом. И еще одна деталь буквально убивала директора Оперы: с первого взгляда на почерк можно было решить, что письмо написано ребенком. Поэтому, даже если не принимать во внимание его полумистически бредовое содержание, полиция никогда бы не отнеслась к требованиями Призрака иначе как к детскому розыгрышу.
Меньше всего Лефевру хотелось столкнуться с такой проблемой. Как человек с мягким характером, он всегда пытался уладить любые конфликтные ситуации миром. Да, он умел уговаривать людей и обладал врожденным обаянием, и эти качества были его бесспорным преимуществом, но уговаривать призраков…
Тем не менее, необходимо было с чего-то начинать, лучше всего, со сбора полезной информации. Опрашивать рабочих сцены и низших служащих директору не хотелось, он по опыту знал, что от большинства из этих людей толку ему не добиться – справляются со своими обязанностями и то счастье. К тому же, пойдут разговоры, а пытаться заставить их держать языки за зубами – дело безнадежное. Показаться же в глазах шутника испуганным и суетливым, значит, заранее признать свое поражение.
Лефевр погрузился в мучительные раздумья: с кем обсудить сложившуюся ситуацию? Оба его помощника и секретарь так же, как и он сам были людьми относительно новыми. Хотелось бы побеседовать с человеком здравомыслящим и в то же время давно работающим в театре. Маэстро Райер – уже пять лет руководивший художественной деятельностью труппы – был, пожалуй, натурой слишком впечатлительной, человеком, погруженным в искусство. Неизвестно, как он вообще отреагирует на сообщение о том, что некто фактически претендует на его законное место: Призрак Оперы разве что за дирижерскую палочку взяться не обещал. Лефевр горестно вздохнул и покрутил головой, отгоняя услужливо подсунутую воображением картину: приведение за дирижерским пультом. Так и с ума сойти недолго. Нет, нужно с кем-то срочно поговорить, посоветоваться. Здравая идея возникла как озарение, директор выпрямился в кресле и нажал кнопу звонка, вызывая секретаря:
– Месье Дешан, пригласите ко мне мадам Жири. Лично, пожалуйста. Передайте, что мне совершенно необходимо с ней переговорить. Да, и пришлите кого-нибудь починить светильники.
– Хорошо, господин директор, я немедленно схожу за мадам. А что случилось с освещением? – удивленно спросил секретарь.
– Я не знаю, они не работают, – пожал плечами Лефевр.
Взглянув на расстроенное лицо директора, Дешан поспешил удалиться и быстро выполнить его распоряжения не из подхалимства или служебного рвения: за недолгий срок руководства Оперой Эдмон Лефевр сумел снискать уважение и даже любовь большей части персонала.
* * *
Мадам Жири появилась в кабинете директора, как и передала через секретаря, только через час – по окончании репетиции с первым составом. Это было и к лучшему, рабочие, присланные для починки газовых светильников, провозились не менее получаса, после чего объявили, что ремонтировать тут совершенно нечего, поскольку освещение совершенно исправно.
– Добрый день, мадам, – приветствовал руководительницу балетной труппы директор.
– Добрый день, господин Лефевр. Вы хотели меня видеть? – с холодной любезностью поинтересовалась мадам Жири.
– Да, да. Прошу вас проходите, присаживайтесь.
Лефевр встал и вышел из-за стола навстречу изящной, держащейся с исключительным достоинством и независимостью женщине немногим моложе сорока лет, лицо и фигура которой все еще сохраняли привлекательность. Роскошные, заплетенные в толстую косу русые волосы короной лежали на голове мадам, придавая ей сходство с портретом венценосной особы. Впечатление усиливалось благодаря спокойному и властному выражению лица и еле заметной саркастической улыбке, затаившейся где-то в немного опущенных уголках красиво очерченных губ. Бывшая любовница барона де Невалье, безусловно, обладала не только истинным шармом, но и сильным характером. Она уже давно не нуждалась в чьем-либо покровительстве, напротив, ее слово немало значило во многих вопросах, касающихся повседневной жизни Опера Популер.
Директор коснулся губами протянутой мадам руки, вежливо отодвинул для нее кресло и вернулся на свое место.
– Итак? – мадам вопросительно посмотрела прямо в глаза собеседнику.
– Прошу прощения, что вынужден был оторвать вас от занятий, мадам Жири, но мне совершенно необходим ваш совет, – с вымученной улыбкой выдавил Эдмон, эта удивительная женщина производила на него странный эффект: нечто среднее между благоговением и какой-то чисто мужской злостью (раньше он даже не знал за собой способности испытывать подобные чувства).
– Чем я могу быть вам полезна, господин директор?
– Видите ли, мадам, это очень трудный разговор… трудный для меня и, надеюсь, сугубо конфиденциальный…
Франсуаза ответила легким наклоном головы.
– Вы давно работаете в театре и, несомненно, гораздо лучше меня осведомлены обо всем, что здесь происходит, – Лефевр на мгновение умолк и, вдохнув воздух, продолжил, – не сочтите меня помешанным, я бы хотел знать, что вы думаете о Духе Оперы? Существует ли приведение? Кто это или что это? Поверьте, это очень важно.
Мадам Жири некоторое время молчала, внимательно вглядываясь в лицо собеседника, как будто решала, следует ли быть с ним откровенным. Левефр напряженно ждал ее ответа.
– Да, он существует, – наконец, сказала она. – Я не знаю, кто это или что это. Но Дух существует. Он появился в театре еще во времена моей юности. Надеюсь, вы понимаете, что я – не слабонервная хористка.
– О, разумеется!
– А почему вы спрашиваете меня о нем, господин Лефевр?
– Вот, прочтите, – директор протянул Франсуазе письмо Призрака Оперы.
Мадам Жири взяла из рук Эдмона письмо и углубилась в чтение. Закончив, она подняла глаза на директора:
– Вы хотите знать мое мнение?
– Да, что бы вы порекомендовали мне сделать?
– Господин Лефевр, за последние пятнадцать лет существования театра в старом здании произошло несколько загадочных несчастных случаев. Жертвой одного из них стал мой ныне покойный муж… ничего трагического в тот раз, можно сказать, не случилось: он сломал ногу. Но были и другие происшествия, с гораздо более печальным исходом. Если хотите, я могу рассказать подробнее.
Франсуаза неподражаемым царственным жестом вернула бумагу Лефевру.
– Так вы советуете мне заплатить ему?
– Я советую вам принять его услуги.
* * *
Отредактировано Тали (2007-06-11 20:29:41)