marina
Внесла некоторые изменения в последний отрывок. Посмотри, пожалуйста. Что скажешь?

marina
  :thank_you:

Ага. 
Были некоторые небольшие стилистические правки, но это мелочи. Я нередко кое-что еще подправляю. Более существенный момент - манера поведения Эрика на людях (с мужчинами, во всяком случае).

Практически закончила главу. Минут через 10 выложу.

Пока ничего трагического... но 

Глава V
(окончание)

*     *     *

Было около пяти часов утра, когда зеркало во временно пустующей комнатушке под лестницей повернулось, пропуская в помещение двух одетых словно для маскарада мужчин. Один из них держал в руке зажженный факел.
– Дени, я сейчас вернусь в коридор, а ты останешься здесь и будешь слушать.
– Что слушать?
– Вот что услышишь, потом мне и расскажешь. Это недолго.
Эрик скрылся за зеркалом, а озадаченный Дени остался стоять посреди погруженной в темноту комнаты, прислушиваясь к глубокой тишине предрассветной Оперы. Что такого он должен был тут услышать? Какой-нибудь важный разговор? Но кто же станет секретничать в такой час и таком месте?
И вдруг его слуха коснулось далекое пение а капелла, голос приближался, наполнял комнату, он шел со всех сторон, окружая и завораживая. Да, какой голос! Уж в чем в чем, а в голосах Дух Оперы разбирался. Проведя всю жизнь в храме бельканто, Дени не без оснований полагал себя знатоком и ценителем этого вида искусства. Потрясающий лирический тенор – нежный, сильный, красивый и чистый как слеза ангела – почти на запредельной высоте завершил арию «…солнце, сияй, взойди, освети мир опять!»
В наступившей тишине на Дени дохнуло холодком из открывшейся потайной двери, в комнату скользнул Лебер, факел он оставил в скобе, прикрепленной к стене коридора.
– И как акустика?
– Что это было, Эрик?
– Ария Ромео, – чему-то усмехнулся Призрак Оперы. – Ты же знаешь. Хорошо было слышно?
– Замечательно. Прямо со всех сторон. А кто это пел? И где?
– Я пел в коридоре.
– Ты… ТАК… ПОЕШЬ?
От изумления Дени, и так страдавший проблемами с речью, еле выдавил три слова.
– Пою, только редко. Пойдем, никто не должен был услышать за пределами комнаты, но не будем здесь задерживаться.
Лебер подтолкнул оторопевшего Дени к двери и на ощупь нажал скрытый рычажок над зеркалом.
На самом деле Эрик пел не так уж редко, он любил петь, и его прекрасно поставленный голос, конечно, требовал тренировки. Но он никогда не пел в присутствии посторонних и даже близких друзей. Только два человека знали об этом его таланте: маэстро Вебер и бывшая прима Венской оперы Беатриса Гарб, которая и преподавала ему вокал в консерватории. Возможно, это было глупо, даже, наверняка, глупо, но он не мог психологически преодолеть этот барьер: несовместимость его голоса с практически уникальным диапазоном – от лирического баритона до лирического тенора – и его изуродованного лица  казалась ему чудовищной. Кто бы мог предположить, что он когда-нибудь решиться использовать свой дар, да еще таким необычным образом: для обучения будущей солистки Опера Популер?

*    *    *

Покупка земли под строительство дома, пусть и не в самом центре Парижа, оказалась достаточно разорительной. Однако Лебер не жалел о вложенных деньгах, теперь предстояло сделать проект. Как оказалось, создать что-то для себя намного сложнее, чем для кого бы то ни было другого. Он не был ограничен пожеланиями заказчика или пресловутой модой, а собственный неуемный полет фантазии заводил его в неизведанные просторы: использовать новейшие материалы и технологии и при этом преодолеть уже очевидно приближающийся к закату историзм, соединить архитектуру и живопись, а где-то даже и музыку. Безумные мечты. Только не для Луи Лебера. Эрик заметил, с каким удивлением и беспокойством посматривал на него Мишель, когда он явился к другу оформлять приобретенный участок. Наверное, адвокат всерьез опасался за его душевное равновесие.
Уж, какое тут равновесие! Эрик работал как сумасшедший: три архитектурных проекта кроме собственного дома, подготовка к лекциям в Высшей политехнической школе – он все же решил попробовать себя на педагогическом поприще, негласное художественное руководство Оперой. К тому же он начал писать симфонию –  рождающуюся в душе и жаждущую излиться во вне Музыку Ночи, и обучать пению дочь шведского скрипача. Оставался еще требующий внимания к своей своеобразной персоне Дени. Времени на сон и отдых практически не было. Но одержимый идеей – полностью изменить свою жизнь – он не отказывался ни от какой оплачиваемой работы и также не мог сбросить со своих плеч добровольно принятые обязательства.
Иногда он спохватывался, заметив, что одежда начинает на нем болтаться, а голова раскалывается от хронического недосыпания и заставлял себя все бросить хотя бы на день – проваляться до полудня в постели, уехать загород и побродить среди опустевших полей, посидеть в пламенеющей желто-оранжевой листвой роще. Иначе было недолго и вправду превратиться в Призрака или Ангела, как называла его излишне романтичная девочка Кристина, чье воображение питалось не совсем обычными сказками ее покойного отца.
Милый и трудолюбивый, но совершенно оторванный от жизни ребенок. Эрик понимал, что его способ постановки голоса, не способствует привитию Кристине реалистических взглядов, но тут уже ничего нельзя было поделать. Радовала ее дружба с Мэг Жири и бдительная опека Франсуазы. Единственное, что его удивляло: как практичная и далеко неглупая мадам Жири до сих пор не заподозрила подмены. Видимо, людям свойственно верить в чудеса.

marina
Да, именно эта подмена и имелась в виду. Не понятно смотрится? Я хотела вписать уточнение, но что-то не сообразила, как лучше выразиться. Подумаю. Спасибо за замечание.
:thank_you:
А бедный Эрик работает на износ...  cray.gif

marina
Еще как надоело! Но вот трудами праведными насобирать на палаты каменные, да еще на операцию... Доработается до нервного срыва, еще и помогут. Опять же, интересная проблема вырисовалась: при таком количестве талантов на все времени и сил не хватает. Тут, понимаете ли, и музыка пишется и физика преподается... Бедный Эрик! 
Да, тире можно и убрать.

marina
:thank_you:
Я сегодня недолго: что-то вчера не выспалась, голова болит, как у... бедного Эрика 
Если что-то интересное будет, утром загляну.  :bye:

События начинают разворачиваться... или закручиваться? 

Глава VI
(начало)

После окончания занятий Кристина заболталась с девушками возле консерваторских классов, не то чтобы она была очень дружна с соученицами – по-прежнему ее близкой подругой оставалась лишь Мэг Жири, – но разговор опять зашел о Призраке Оперы. Тема была тем более интересна, что в центре обсуждаемых событий оказалась примадонна театра Карлотта Гуардичелли. Надо ли говорить, что хористки откровенно недолюбливали сеньору, которая не давала продвинуться ни одной молодой солистке. Карлотта беззастенчиво требовала себе все главные роли, и в этом ее поддерживал маэстро Райер. Все знали, что спор между месье Лефевром, с одной стороны, и Карлотой и маэстро, с другой, продолжается больше года. Директор настаивал на том, что публика требует разнообразия, а Академия Музыки не может работать вхолостую, бесконечно пополняя состав театрального хора. Однако Райер не хотел ничего слышать, по его мнению, у итальянской дивы не могло быть ни конкуренток, ни замены. Дважды партию Джульетты исполнила Мари Саньон, а Розину однажды повезло спеть на сцене Луизе Карва, и то только потому, что прима не то действительно заболела, не то сделала вид, что больна, дабы доказать «худшему из директоров» свою незаменимость. Спектакли не провалились, но и большого успеха выступления Саньон и Карва не имели. Месье Лефевр очевидно проигрывал свою безнадежную битву. Но теперь на его сторону, похоже, встал сам Призрак Оперы. Мелкие неприятности у примадонны начались не вчера: то платье перед выступлением вдруг окажется залитым чернилами, то парик развалится прямо в руках испуганной гримерши, то бесследно пропадет ее любимая пуховка. Каждый раз Карлотта устраивала грандиозную истерику, обвиняя в кознях всех подряд – директора, костюмерш, солисток. Никаких прямых доказательств чей либо виновности обнаружить не удалось. А накануне, вернувшись в гримерную после спектакля, сеньора Гуардичелли подняла такой визг, что сбежалась чуть ли не половина театра. На ее туалетном столике лежала удушенная шелковым шнурком крыса, а на зеркале черным гримерным карандашом был нарисован оскаленный череп, под рисунком стояла подпись – ПО.
Именно эту захватывающую новость, которая еще не успела устареть со вчерашнего вечера, во всех подробностях оживленно обсуждали ученицы выпускного класса по вокалу. 
– Ой, какое у нее было лицо! Я думала, ее сейчас удар хватит!
– Нет, это она просто решала, пора ли уже падать в обморок.
– А когда решила, чуть не промахнулась мимо стула. Вальдо ее еле успел поймать!
Девушки говорили почти все сразу, перебивая друг друга и прыская от смеха.
– Крыса на туалетном столике! Какой ужас! Я их так боюсь. Вы только представьте дохлую крысу на своем туалетном столике! Брррр! – Кристина сделала «страшные» глаза и передернула худыми плечиками.
Все рассмеялись.
– Карлотта еще и не такое заслужила! – добавила бойкая рыжеволосая хохотушка Дениза Такрель.
– Правильно, – поддержала ее Лилиана Пелье. – Все ей не так, и все во всем виноваты. Только на нее и дышите.
– Ой, мне пора, – спохватилась Кристина. – Мадам Жири будет меня искать!
Она быстро попрощалась и направилась в жилую часть здания. Она одна из всего класса жила при Опере. Обсуждение грозило затянуться, и Кристина, чтобы оправдать свой поспешный уход, сказала первое, что пришло ей в голову. Она торопилась на занятие, но не с мадам Жири, хотя начала заниматься под ее руководством и танцами, а с Ангелом Музыки.
Таинственный и прекрасный голос стал появляться в ее комнате вскоре после их с семейством Жири возвращения из Бретани в конце прошлого лета. Сначала он только пел негромко и чарующе. Это было так странно и немного страшно. Нет, испугаться такого восхитительно красивого голоса было нельзя, просто сам факт его появления казался несколько необычным. Вокруг не было ни одного помещения, где мог бы заниматься пением мужчина. Все комнаты вдоль ведущего к ее скромному жилью коридора были заняты исключительно особами женского пола. Соседнюю, за стеной, делили девочки из балетной школы – четыре малышки в возрасте от восьми до одиннадцати лет. Кристина несколько раз проверяла, не поет ли кто-нибудь на лестнице. Служебная лестница – совершенно неподходящее место для исполнения арий, разумеется, ни сладкоголосого Неморино, ни мечтательного Ромео, ни падшего духом Эдгара, ни смятенного Радамеса там не оказывалось. Кристина знала, что глубоко верующие люди иногда слышат голоса ангелов, святых или Девы Марии, но к ее случаю подобное объяснение никак не подходило: она не находилась в состоянии религиозного экстаза, да и репертуар Голоса был однозначно оперным. В то же время, Голос был настолько реальным, что признать его за плод собственного воспаленного воображения было трудно, тем более, что некоторые партии она слышала впервые. Ни один тенор в театре так не пел, включая Вальдо Пьянджи и Робера Дебалье. Оставалось последнее, пусть и самое невероятное предположение – к ней снизошел ангел, не «обычный» ангел, а Ангел Музыки. Тот самый, легенду о котором рассказывал ей отец. Тогда он тоже должен услышать ее и ответить.
Как только эта мысль пришла ей в голову, Кристина стала с лихорадочным нетерпением ждать его следующего появления. Конечно же, конечно же, надо запеть дуэт, любой, где первую фразу начинает сопрано!
На этот раз он исполнил арию приближающегося к храму Надира. Но партию Лейлы Кристина знала плохо. Поэтому, едва Голос умолк, она пропела:
– Прощай, земля, тебя навек покидаем.
И он ответил:
– Прощай, земля, тебя навек покидаем.
Кристина продолжила:
– Теперь печаль…
Голос, как и следовало, вступил с середины фразы:
– Теперь печаль и скорбь уж далеко.
– Открыто небо.., – снова начала Кристина.
– Открыто небо.., – подхватил Голос.
И они закончили вместе:
– … сердцу так легко. И наши души – страсти полны – летят туда, где вечный день царит!
– Дитя, – услышала она обычную разговорную речь, – тебе еще много нужно учиться. Твоему голосу не хватает силы и чистоты. Особенно для партии эфиопской царевны.
– Я знаю, – с нескрываемым волнением ответила Кристина. – Но ты научишь меня! Ведь ты – Ангел Музыки, правда?
– Да, я Ангел Музыки, – почему-то с еле различимым вздохом согласился Голос.
С тех пор прошло восемь месяцев. Кристина достигла большого прогресса. Ангел был строгим и последовательным педагогом. Он заставлял девушку – в конце прошлого года ей исполнилось шестнадцать – проделывать множество упражнений, потом она пела под аккомпанемент его скрипки. Иногда они пели вместе, эти чудесные моменты Кристина любила больше всего и еще, когда пел он сам. К сожалению, Ангел появлялся не каждый день, время от времени он «пропадал» на несколько дней, но всегда предупреждал ученицу заранее и не забывал оставить ей задание. Недавно он начал готовить ее к экзаменам, теорией ее загадочный учитель владел не хуже, чем практикой. Несмотря на то, что Ангел запретил Кристине проявлять на занятиях в консерватории все результаты их достижений, он был уверен, что по окончании курса, ее возьмут во второй состав солистов. «Однажды ты станешь примадонной этого театра, дитя. И это случится достаточно скоро», – говорил Голос. Не поверить ему было невозможно.

*     *     *

Эрик остановился в трех шагах от гроба Дени и некоторое время смотрел на покоящегося в нем хозяина. Дух Оперы спал с выражением полного умиротворения на лице, как обычно строго на спине, сложив руки с длинными костлявыми пальцами на груди. «Спальня» Духа Оперы была освещена одним канделябром с тремя зажженными свечами, который стоял на низком столике у двери рядом с часами и музыкальной шкатулкой.
– Дени, – негромко позвал Эрик. – Просыпайся, Дени. Нам надо поговорить.
Многие годы жизни в подвалах, куда в любое время могли спуститься посторонние, приучили Дени просыпаться от малейшего шума. Лебер знал, что его подопечный проснулся если не от звука его шагов, то от первого же сказанного слова, но тот продолжал сохранять неподвижность.
– Перестань, Дени. Я знаю, что ты не спишь.
Эрик обошел стол-постамент, сел в кресло, забросив ногу на ногу, и, выжидательно поглядывая на гроб, начал отстукивать по подлокотнику Марш Тореадоров. С глубоким вздохом Дени принял в гробу сидячее положение и повернул голову в сторону Эрика:
– О чем поговорить то?
– Знаешь о чем. Зачем ты устроил вчера переполох в уборной Карлотты?
– Ты же сам велел мне немного позаботиться о ней, – с невинным видом прожженного пройдохи ответил Дени.
– По-моему, твое воображение разыгралось чуточку больше, чем требуется. Ты не находишь, что задушенная крыса – это слишком?
По тону Эрика Дени сразу понял, что покровитель недоволен и даже расстроен.
– А что такого? – с задиристым упрямством напроказничавшего, но не желающего признавать вину ребенка, спросил он. – Одной крысой меньше…
– Я настоятельно прошу тебя, больше не преподносить ни Карлотте, ни кому бы то ни было другому таких сюрпризов, – жестко сказал Эрик и, поднявшись, пошел к выходу. 
– Эрик, – уже у порога окликнул Дени, Лебер остановился. – Эрик! Не сердись, пожалуйста… больше не буду.
Лебер обернулся и посмотрел на вылезшего из гроба Дени.
– Хорошо, – кивнул он. – Если придумаешь, что-нибудь… особенное, советуйся, пожалуйста, со мной.

*     *     *

Отредактировано Тали (2007-07-06 18:18:37)

Вот она их и понабралась уже с этой крысой. Она их просто боится, а такое неприятное впечатление глубоко откладывается.
Нет, она не из-за Карлотты побежала. К Ангелу опаздывала. 

Само собой: имидж портит. Лефевр-то что подумает? ПО Эрика не очень-то увязывается с такими выходками.
:thank_you:  :thank_you:

marina
С гримаской не уверена, но фразочку подумаю, как подправить.
Спасибо! 

marina
Где-то в коллажах. Вот он
GhostOfTheOpera@yandex.ru