Сайонара
Если их читать не будут, писать станет скучно. 
А теперь... чем дальше, тем страшней!!! Уууууууууууу.............  vampire.gif

Опять заносит...

Глава XIV
(окончание)

*     *     *

Репетиции «Il Muto» шли полным ходом, премьера была назначена на послезавтра. Освободившись, Кристина переоделась и поспешила к служебному выходу. За воротами, в карете ее ждал Рауль – виконт всеми силами стремился реабилитировать себя в глазах все больше волнующей его воображение юной красавицы. В прошлый раз он действительно простудился и несколько дней провел в постели, хотя его недомогание не было таким уж серьезным. К своему стыду, ему даже не пришло в голову поинтересоваться, как чувствует себя Кристина. Узнав, что девушка была в горячке, и мог пострадать ее чудесный голос, Рауль мечтал загладить свою вину: он завалил выздоравливающую цветами, шоколадными конфетами и подарил большую фарфоровую куклу.
Сегодня день радовал чистым безоблачным небом, неяркое солнце ласково пригревало, даря парижан последним теплом – прощальная улыбка осени на пороге зимних холодов. Но девушка отказалась гулять, согласившись лишь немного покататься в закрытом экипаже и посидеть в кафе за чашечкой кофе с пирожными. Внимание Рауля было ей приятно, в некоторой степени оно скрашивало вдруг образовавшуюся в сердце зияющую пустоту – Ангел исчез.
Не было больше ни роз, ни уроков, ни загадочных надписей. Две недели безмолвия и полной неизвестности.
– Ты снова грустишь, Кристина, – заметил виконт. – Каждый раз, когда мы встречаемся после репетиции, ты просто сама не своя. Может быть, расскажешь мне, что тебя огорчает? Раньше ты доверяла мне, Крошка Лотти.
Они уже проехали авеню Оперы и свернули на улицу Сент-Оноре, Кристина молча смотрела в окно кареты, разговаривать не хотелось. Волей-неволей ей пришлось отвернуться от окна и обратить внимание на спутника:
– Ну, что ты, Рауль. Все хорошо, – она попыталась выдавить натянутую улыбку. – Просто… мне обидно, понимаешь? Немая роль, это не совсем то, чего бы мне хотелось.
– Но доктор сказал, что пока тебе лучше поберечь голос. А так ты все-таки будешь играть…
– Да, ты, конечно, прав. И доктор тоже, – Кристина подавила вздох: он и так чувствует себя виноватым, и все равно Раулю не понять, что это значит – петь на сцене, уноситься в потоке музыки и чувства в разверстые небеса, достигать высот гармонии и вдохновения.
Можно любить музыку, быть ценителем оперы, покровительствовать искусству, но понять это чувство восторга, это блаженство, способен только тот, кто испытал его сам. В этом ее скорее поймет Карлотта, она-то знает, как глубоко уязвила соперницу, уговорив маэстро Райера назначить Кристину именно на эту роль.
– Если хочешь, я поговорю с Андре и Фирменом, и в следующей постановке у тебя обязательно будет главная роль.
– Рауль, ты не знаешь сеньору Гуардичелли. Лучше не будем говорить об этом. Расскажи мне что-нибудь интересное, – попросила Кристина.
– Интересное? Может, ты расскажешь мне, – виконт оживился, в жизни ему не приходилось слышать о подобном курьезе. – Сегодня администраторы пожаловались мне, что какой-то ловкий жулик, называющий себя Призраком Оперы, требует от них выплаты жалования в размере двадцати тысяч франков. Ты когда-нибудь слышала о нем? Говорят, у вас в театре ходят целые легенды.
– Рауль, как ты можешь! – возмутилась певица. – Призрак не жулик… он Призрак!
– Ну, что за глупые суеверия, Крошка Лотти. Нет никаких призраков, просто кто-то шантажирует дирекцию и вымогает деньги. И эта ваша ледяная метресса, мадам Жири, почему-то тоже верит в Призрака. Она уверяет, что, если не выполнить его требований, случится какое-нибудь страшное несчастье. И еще, что Призрак Оперы не любит оперы-буфф, – Рауль коротко хохотнул.
– Он их не любит, – тихо и серьезно сказала Кристина.
Виконт смутился, девушка, очевидно, не разделяла его веселья.
– Почему это? – растерянно спросил де Шаньи.
– Комедии не вызывают катарсиса.
От удивления виконт даже не спросил, откуда Кристина может знать о катарсисе – значение слова смутно вертелось в голове Рауля, но он никак не мог вспомнить его точно – и о эстетических пристрастиях мнимого привидения. Разговор прервался.
Тем временем карета свернула с улицы Сент-Оноре, пересекла улицу Риволи и, миновав набережную Лувра, въехала на Новый мост. Кристина снова придвинулась к окну, сделав вид, что засмотрелась на башни Косьержери.
Что-то не складывалось в их отношениях. Рауль был таким милым молодым человеком, девушки из балета и хора считали его красивым и страшно завидовали Кристине – на нее обратил внимание сам покровитель Оперы. Мадам Жири лишь поджимала губы, но ничего не говорила и даже не пыталась читать юной солистке своих обычных нотаций. Мег и та простила виконту его невнимание к больной подруге. Конечно, он нравился Кристине, но давнее знакомство лишало его в глазах мадемуазель Дае ореола недоступного сказочного принца, каким он казался другим представительницам артистической труппы.  Это был Рауль – добрый, отзывчивый друг, с которым их связывало так много воспоминаний о детстве и папиной музыке. Но как только речь заходила о чем-то другом, Кристине становилось либо скучно, либо неловко. Его восторженные взгляды и попытки приобнять ее за талию смущали. Друг другом, но он принадлежал к высшему аристократическому обществу, она же была простой оперной певицей. Кристина прекрасно понимала, к чему обычно ведут подобные связи, а этого ей как раз и не хотелось. И еще, в его глазах она не видела того сияния, того скрытого огня, глубины, силы и страсти, что однажды рассмотрела в бездонных как сама душа глазах маэстро. Виконт де Шаньи при всех своих достоинствах оставался обычным, понятным человеком – блестящим представителем своего сословия.

*     *     *

Они выбрали одно из многочисленных кафе, из окон которого открывался прекрасный вид на недавно отреставрированный и украшенный ажурной решеткой времен Людовика XVI главный вход во Дворец Правосудия. Виконт, посмеиваясь, рассказывал Кристине светские сплетни, она рассеяно слушала его, пытаясь справится с шоколадным суфле – аппетита не было, но обижать Рауля не хотелось: он так старался доставить ей удовольствие. Девушка улыбалась вежливой, ни к чему не обязывающей улыбкой, почти не задумываясь, вставляла какие-то ничего не значащие слова – «не может быть», «как интересно», «неужели» – и время от времени, отрываясь от борьбы с десертом, рассматривала площадь за окном. Место было красивое, а она так редко где-либо бывала.   
На улице царило оживление, спешащие по своим делам люди и кареты создавали, как ей казалось, какое-то праздничное настроение движения, возбужденной активности. Из ворот Дворца Правосудия вышли несколько мужчин и ненадолго остановились, как будто прощаясь или о чем-то договариваясь. Расстояние было довольно большим, чтобы  рассмотреть лица. Но Кристина едва не поперхнулась крошечным глотком кофе: фигура и движения высокого человека в длинном черном пальто и цилиндре показались до боли знакомыми. Он что-то сказал остальным, коротко поклонился и сел в подъехавший экипаж. 
– На что ты так смотришь? – удивленно оглянулся через плечо виконт.
– Ни на что, просто смотрю.
Кристина поспешила перенести свое внимание на непобедимый десерт.
– Мне показалось, ты увидела что-то необычное: лошадь с двумя головами или еще что-нибудь в том же роде, – пошутил Рауль.
– Она уже убежала, – в тон ему ответила девушка.
Она нашла в себе силы прямо взглянуть в лицо собеседника и мило улыбнуться, не следовало показывать Раулю свое замешательство. Да и, скорее всего, ей просто померещилось: увидеть Призрака Оперы на улице днем – что может быть невероятнее?

Отредактировано Тали (2007-07-31 23:30:16)

marina
thank_you2.gif  thank_you2.gif  thank_you2.gif

Ну, что с него возьмешь: "блестящий (как медный грош  ) представитель своего сословия".

Еще какое тлетворное!!! 
Спасибо!

marina
понятно как: сдуру, с перепугу, от отчаяния. Дени-то не дремлет, он момент выжидает.

Вот-вот. Припоминаешь сюжет "Минотавра"? Эрик его не совсем с потолка взял.

Чем дальше, тем...

Глава XV
(начало)

Он приоткрыл один, потом другой глаз: темнота. Голова была тяжелой, в горле пересохло. Срочно требовалось глотнуть чего-нибудь освежающего. Буке пошарил рукой по полу, нащупал закупоренную пробкой полупустую бутылку, подтянул колени, кряхтя, перевернулся на пятую точку опоры, привалился спиной к стене, вытащил затычку и жадно припал к горлышку. Кисловатое божоле, приятно булькая, устремилось в многострадальную глотку пьяницы. Несколько капель пролилось на подбородок. Сделав пару больших глотков, Буке оторвался от бутылки, довольно крякнул и отер подбородок рукавом куртки. И где это его сегодня угораздило заснуть? Нужно было подниматься и тащится в свою конуру: не приведи боже попасться утром на глаза секретарю или этой злостной ведьме мадам Жири.
Тьма была не так абсолютна, как показалось в первый момент после пробуждения, можно было разглядеть более светлый, скошенный прямоугольник проема. Ага, это же закуток под лестницей, ведущей на технический этаж над зрительным залом! Отличное местечко, только спать на голом полу жестковато.
Используя стену как опору, Буке поднялся на ноги – держали они не слишком твердо, но все-таки держали – и собрался вылезти из-под лестницы. Черная тень на мгновение заслонила «выход» и беззвучно исчезла. Рабочий вздрогнул, потер глаза и осторожно выбрался из своего укрытия. Лунный свет, проникающий в многочисленные окна, достаточно освещал ступени, чтобы можно было подняться по ним, не свернув себе шею. Но идти наверх Жозефу было совершенно ни к чему, если только не набраться храбрости и не последовать за смутно мелькнувшей у второго пролета тенью. Призрак Оперы, сколько раз он встречал его! Сколько раз спорил с другими очевидцами о внешности таинственного обитателя театра! Сколько раз пытался проследить за неуловимым привидением!
Буке начал медленно, с опаской подниматься по лестнице. Когда он, стараясь дышать не очень громко, добрался до верха, дверь на этаж оказалась открытой. И что тут понадобилось зловредному Духу? Жозеф проскользнул внутрь, но идти вглубь побоялся – где-то в самом центре слабо светился фонарь. Пробравшись вдоль стены, Буке спрятался в углу за нагромождением старых ящиков. Призрак оставался на месте еще минут десять. Чем он при этом занимался, рассмотреть Буке никак не удавалось. Но вот приведение подхватило фонарь и плавно заскользило к выходу. Что бы ни говорили эти глупцы из осветительной команды, истопники и прочие слепые недоумки, прав был все-таки он, Буке! Ужасное желтолицее чудовище, безглазое и безносое (ну, почти) с лысым черепом и костлявыми пальцами мертвеца – все это прекрасно было видно в свете фонаря в руке Призрака. У самого выхода страшилище остановилось и подозрительно втянуло воздух тем, что с большой натяжкой можно было назвать носом. Сердце Буке глухо ухнуло и провалилось куда-то в ботинки.
– Дохлая крыса, – невнятно пробормотал Призрак и вышел, закрыв за собой дверь этажа.

*     *     *

Почему у нее ничего не получается? Она старалась изо всех сил, но голос не слушался ее: добиться той глубины и чистоты звучания, какой она достигала под руководством маэстро, не удавалось. Может быть, так повлияла недавняя ангина? Каждый вечер Кристина репетировала у себя в комнате, пытаясь с точностью повторять его уроки, но результат не радовал.
Девушка встала у зеркала, отражение грустно смотрело на нее большими карими глазами. Для чего она одевается в выходное нежно-лазоревое платье, закалывает волосы любимым черепаховым гребнем – подарком папы ко дню ее четырнадцатилетия? Только для того, чтобы три часа к ряду мучиться перед немым холодным стеклом, досадуя на собственную неспособность достичь того совершенства, что было доступно ей прежде, и на свою нелепую порывистость, разрушившую хрупкое чудо ЕГО присутствия.
– Ведь Солнце своими непостоянными лучами осветит клятвы ложь и счастья..., – она не допела фразу, закрыла лицо руками и судорожно всхлипнула.   
– Перед Богом клянусь, что навеки я твой!
Голос Ангела заполнил пространство комнаты, окутал ее нежностью и торжествующей радостью всепобеждающего искусства.
– Маэстро! Вы вернулись! – лицо Кристины осветилось улыбкой счастья, а слезы продолжали течь по щекам, но это были совсем другие слезы.
– Успокойся, мой ангел. Сейчас все получится. Ты делаешь одну небольшую ошибку…
Эрик уже не первый раз приходил к зеркальной двери, слыша ее пение, он несколько раз порывался обнаружить себя, помочь, но сдерживался. Ее слез он не вынес: самовлюбленный эгоист, как он мог бросить свою ученицу теперь, когда ее карьера находится под угрозой!
– Я обидела вас, маэстро. Простите!
– Нет, Кристина, нет. Не думай об этом. Нам нужно заниматься. Мне не нравится то, как обошлись с тобой месье Райер и сеньора Гуардичелли. Но еще не поздно исправить это, – в его голосе проскользнули недобрые нотки. – Ты знаешь партию графини?
– Да, мы проходили ее в консерватории.
Было ясно: он не хочет говорить о том, что произошло в подземелье. Наверное, эта тема слишком болезненна для него. Ничего, она все объяснит в другой раз. Главное, он вернулся. Кристина подавила желание попросить его не оставаться за зеркалом. Пусть сегодня будет обычный урок, как раньше. Пройдет немного времени и все изменится. Девушка смахнула с ресниц невысохшие слезы:
– Я готова, маэстро.
В подземелье Эрик спускался как будто на крыльях.
Боже правый, неужели он чего-то не понял? С какой откровенной радостью она откликнулась на его голос, как прилежно следовала всем его указаниям. Ведомый им ее дар вновь раскрылся, кажется, они никогда еще не пели так прекрасно. Разве это могло бы случиться, если бы Кристина действительно испытывала к нему отвращение? Нет, ничего еще не потеряно. Как же он мнителен и глуп. Повел себя так, словно и правда всю жизнь просидел в глубине темного подвала, прячась от людских взоров. Эта обстановка сводит его с ума. Достаточно игр, нужно поговорить с ней и, наконец, рассказать о себе. Что такого он, в самом деле, скрывает? Все, что имело смысл год или два назад, практически утратило свое значение. Напрасно он под давлением Дени отправил это письмо Фирмену и Андре, проще было бы сделать вид, что дирекция заплатила жалование, как обычно. Двадцать тысяч франков не маленькая сумма, но он может позволить себе «выплачивать» ее несчастному умирающему в течение отпущенных тому судьбой последних месяцев жизни, немного приостановив строительство собственного дома. Остается карьера Кристины. Что же… последний раз он поступит как мистический Призрак: небольшая концентрация раствора натрия не лишит Карлотту голоса – всего лишь на три-четыре дня, – но заставит потесниться на театральном Олимпе.

*     *     *

Отредактировано Тали (2007-07-31 23:28:09)

Она где-то это ощущает на подсознательном уровне, но осознать еще не может (не доросла мал-мал).
А Дени, можно сказать, на пороге своего "звездного часа"  vampire.gif

OperaGhost
Отлично, сегодня вышлю 

Остапа несет дальше, и глава получается на треть больше обычного...

Глава XV
(продолжение)

*     *     *

«Дорогой месье Андре! Если Вы решили поставить такое устаревшее произведение как «Il Muto», то мой Вам добрый совет – представьте публике достойный ее внимания состав артистов. Я настаиваю на том, чтобы партию Графини на премьере исполнила мадемуазель Кристина Дае.
Искренне Ваш,
Призрак Оперы».
– Черт знает что такое! – возмущенно потрясая письмом, воскликнул Андре.
В сердцах он швырнул листок на стол, тот, однако, плавно спикировав, оказался на полу. Господа Фирмен и Андре заперлись в своем кабинете: вмешательство шантажиста в дела Оперы переходило всяческие пределы допустимого.
При новых директорах кабинет не претерпел серьезных изменений, в нем сменили гардины и добавили пару кресел. Одну из стен украсил портрет Бетховена, поклонником творчества которого считал себя Жиль Андре.
Было около часа дня, до премьеры оставались сутки с небольшим. После печально сошедшего с подмостков «Ганнибала» – заменившую мадемуазель Дае в роли Элизы Мари Саньон публика приняла более чем прохладно – директора были озабочены успехом следующей постановки. Больше всего Андре раздражала несомненная правота таинственного советчика – произведение столетней давности можно было счесть удачным выбором лишь с большой натяжкой.
– Послушайте, Жиль, а вам не кажется эта записка… ммм… странной? Какое дело Духу Оперы до юной солистки? Всем известно, что за мадемуазель Дае ухаживает господин виконт, – Фирмен сделал многозначительное лицо.
– Вы думаете, Ришар, он нас разыгрывает? – недоверчиво спросил Андре. – Право же, это чистое мальчишество.
Андре растеряно покрутил в руках только что вытащенную из коробки сигару и положил ее обратно. Фирмен не мог сидеть на месте и выхаживал вдоль стола. По натуре он был скептиком и человеком крайне недоверчивым, что делало его выгодным деловым партнером – обмануть Ришара было нелегко. Их совместные предприятия всегда приносили хороший доход во многом благодаря крепкой деловой хватке и трезвому взгляду на окружающее Ришара Фирмена. В то же время Жиль Андре, обладающий более широким кругозором и известной дипломатичностью, также способствовал их общему процветанию. Собственно говоря, именно его репутация меломана и знатока Оперы сыграла не последнюю роль при получении данного назначения.
– Господин де Шаньи довольно молод, – остановившись, заметил Фирмен.
В глубине души удачливый предприниматель не испытывал никакого благоговейного трепета перед представителями отживающей свой век аристократии, он хорошо знал цену многим из них.
– А деньги, Ришар? На мой взгляд, это уже слишком, – возразил Андре.
Он все же достал сигару и, сняв обертку, начал ее раскуривать. 
– И потом, я не думаю, что наш уважаемый покровитель, действительно разбирается в том, какая опера устарела, – добавил он, выпустив в потолок кольцо сизого дыма.
– А она устарела? – с легким беспокойством поинтересовался второй администратор. – Зачем тогда мы ее ставим? Это может сказаться на сборах.
– Иногда хорошо забытое старое вызывает интерес у публики, – слегка пожал плечами Андре. – На постановке настаивал маэстро Райер: он приверженец старой школы. Месье Лефевр предупреждал меня, что иметь дело со старым упрямцем очень нелегко, а сеньора просто невыносима.
Фирмен задумчиво погладил свои пышные усы:
– А как наш предшественник справлялся со всеми этими дрязгами?
Занимаясь больше финансовой стороной дела, Фирмен не особенно вникал в то, что говорил, покидая свой пост, об Опере и ее специфических проблемах Эдмон Лефевр.
– Гм.., – Андре озадаченно посмотрел на партнера. – Лефевр был не слишком откровенен, изъяснялся какими-то намеками, советовал полагаться на мнение консультанта… Мне начинает казаться, что Призрак – не розыгрыш и не банальный жулик.
– А что же он тогда? Настоящее привидение? – скептически хмыкнул Фирмен.
– Не припомню, чтобы привидения интересовались молоденькими певичками, – игриво подмигнул Андре.
– У господина виконта есть соперник?.. – почти в один голос произнесли директора и скабрёзно расхохотались.

*     *     *

Генеральная репетиция закончилась позже обычного. Как всегда раздраженная накануне премьеры примадонна учинила разнос костюмершам, повздорила с директорами и сорвала злость на Кристине. Девушка, чуть не плача, вбежала в свою комнату и заперлась на задвижку.
– Кристина.
– Вы здесь, маэстро?
Накануне они договорились о вечерней репетиции, поэтому его появление в неурочный час удивило ее.
– Я ждал тебя. Прости, мой ангел, но сегодня занятия не будет. Я пришел предупредить тебя.
Прятки действительно было пора прекращать: из-за никому не нужных сложностей с несколько раз пересылаемой с одного адреса на другой корреспонденцией Эрик с запозданием получил приглашение на прием, не появиться на котором в силу своего нового положения не мог. У заместителя министра общественного образования и изящных искусств были свои вопросы к председателю экспертной комиссии по делу о реставрационных работах на острове Сите. Поскольку интерес заместителя министра выходил за рамки его официальных полномочий поговорить с архитектором барон де Вийяр предпочел на светском рауте.
– Что-то случилось, маэстро?
– Ничего, что должно тебя беспокоить, Кристина. Завтра после премьеры я все объясню тебе, отвечу на все твои вопросы, – пообещал Эрик.
– Расскажете о себе? – с робкой надеждой спросила она. – И ваше имя?
– Да. Меня зовут…
Громкий стук в дверь прервал его.
– Кристина, Кристина! Открой!
Рауль едва не выбил скобы засова.
Кристина бросилась к двери – он с ума сошел, сейчас сбежится полтеатра! – и поспешно отодвинула защелку.
– Рауль, что с тобой?
– Я слышал голос. Мужской!
Он почти ворвался в комнату, бешено сверкая глазами и озираясь по сторонам.
Девушка была настолько раздосадована несвоевременным вмешательством как-то незаметно превратившегося из друга детства в ревнивого поклонника виконта, что ответила с несвойственной ей резкостью:
– Что ты себе позволяешь? Я собиралась переодеться. Совершенно ни к чему ломать мою дверь.
– Переодеться в комнате с мужчиной!
– В моей комнате никого не было и никого нет, – совершенно честно сказала Кристина. – Можешь убедиться.
Рауль боролся с желанием заглянуть за ширму и в ванную комнату, но воспитание взяло верх. Кристина стояла напрягшаяся как струна, губы плотно поджаты, в глазах затаилась… обида? негодование?
Молодой человек рухнул на колени:
– Кристина, прости меня! Мне послышалось, ты разговаривала с кем-то… Я схожу с ума. Ты знаешь, я люблю тебя!
А вот этого она как раз и не знала.
– Рауль, не надо, прошу тебя!
Боже, если эту сцену наблюдает маэстро! Кристина испытала острое чувство стыда. Рауль вел себя так, как будто имел какое-то право устроить ей скандал, словно любовник-покровитель вспылил, приревновав свою содержанку.
– Но почему? – обескуражено спросил он.
– Мне нужно объяснять?
Ответить ей виконт был не готов. Он действовал в порыве нахлынувшей ревности, почудившийся мужской голос – слов он не разобрал – совершенно вывел его из равновесия. Что он мог теперь сказать? Просить руки артистки? А ее тон ясно говорил, что иных отношений Кристина не примет.
– Нет, – выдавил он и медленно поднялся с колен. – Ты не поедешь кататься?
– Я устала, извини.
– Хорошо. До завтра.
Лучшее, что он мог сейчас сделать, это ретироваться. Когда дверь за Раулем закрылась, Кристина обессилено упала в кресло и опустила лицо в ладони.

*     *     *

Отредактировано Тали (2007-08-01 20:41:42)