marina
Спасибо! Ты отлично сформулировала то, что я и хотела показать в этой главе:

:thank_you:

Это вопрос, который я сейчас пытаюсь для себя разрешить. Внести ли это в текст? Не могу найти достоверной информации: была ли возможна в то время подобная операция и какого характера. То есть именно частичные улучшения. Его узнают старые знакомые, значит, он не полностью изменился и не превратился в писаного красавца (девушка сначала от него сторонится, и у него есть некоторые основания испытывать дискомфорт).
Вот мучаюсь...

Отредактировано Тали (2007-05-18 22:24:04)

marina
Буду благодарна за помощь!
Это 1879 год.

marina
Нашла отличный материал по интересующему вопросу. Вот небольшая выдержака для примера:
"Однако прародителем пластической хирургии все же считают итальянца Гаспара Тальякоцци. В 1597 году он опубликовал трактат о восстановлении поврежденных носов при помощи фрагментов тканей с руки. Труд Тальякоцци намного опережал свое время. Его современники сочли, что подобные операции незаконны, так как направлены против природы. И вплоть до 19 века развитие пластической хирургии было остановлено.
В конце 19 века были уже опубликованы сотни статей, которые описывали самые разнообразные методы пластической хирургии. Не случайно именно в это время вошел в широкое употребление и сам термин «пластическая хирургия», который был впервые употреблен намного раньше - еще в 1798 году естествоиспытателем Дезольтом".
Так что все складывается в лучшем виде.

Отредактировано Тали (2007-05-20 14:59:29)

Двигаемся помаленьку. Что скажете?

Глава VIII

Домой – он снимал небольшой двухэтажный особняк с садом на окраине Вены – Эрик вернулся далеко за полночь. Усталости он не чувствовал, спать не хотелось совсем. Слишком велико было нервное и эмоциональное возбуждение – естественное следствие  чудовищно напряженного дня и безумно успешного вечера. Признание в узких кругах специалистов, как талантливого архитектора или ведущего оригинальные исследования ученого-физика, конечно, почетно, престижно и приятно. Но то, что случилось сегодня… Это была огромная, ни с чем не сравнимая победа, победа над судьбой, над отчаянием и болью, над собственными слабостями и чужими предательствами.
Эрик поднялся в свой кабинет, занимавший весь второй этаж. Помещение представляло собой причудливое сочетание театрально-музыкальной студии, с находящимися там органом, пюпитрами, нотными листами и полуодетыми манекенами, мастерской художника, заставленной мольбертами, заваленной эскизами, коробками с красками и кистями, кабинета архитектора с чертежами, расчетами и макетами строительных проектов и физической лаборатории, где загадочного для непосвященных вида железные ящики соединяются проводами, а на полках разложены инструменты и расставлены приборы с различными шкалами, стрелками, кнопками и рычажками. Эрик повернул необычного вида ручку на стене у входа в комнату, его кабинет освещался электричеством.
  Пробраться сквозь творческий хаос к большому письменному столу у выходящего в сад окна случайному посетителю было бы не просто, но с точки зрения Эрика, не допускавшего в кабинет приходящую прислугу, все здесь располагалось наиболее удобным для работы образом. Он никогда не забывал, где и что у него находится. На столе уже три дня лежал присланный Рене вариант либретто для новой оперы. Эрик намеренно не стал открывать его до премьеры «Минотавра», а сейчас собирался захватить с собой в спальню, чтобы полистать и успокоиться, переключив внимание на другой предмет.
По пути к столу он избавился от фрака и жилета, ловко накинув их на один из манекенов, и ненадолго задержался у большого зеркала, справа от которого стояла круглая подставка на высокой ножке с бюстом Моцарта. Перед зеркалом Эрик отклеил правую бровь и снял парик. После сделанных ему в течение года профессором Гальбони четырех операций несложных ухищрений с париком и бровью хватало, чтобы выглядеть на людях почти нормальным человеком.

*      *      *

– Кажется, вы уже были у меня на приеме. Года два-три назад. Отчего же передумали оперироваться?
– Да, как-то не решился.
Он не имел желания рассказывать общительному доктору, какие причины не позволили ему оставить в то время Париж и на десять-двенадцать месяцев переехать в Швейцарию. Как объяснить постороннему человеку, какой наивный порыв альтруизма заставил его взвалить на себя заботы о музыкальном образовании только что потерявшей отца девочки-сироты и о судьбе несчастного Дени? Он и сам не до конца понимал мотивы своего, мягко говоря, странного поведения.
– Не волнуйтесь, молодой человек. Отрезать – не пришить. Вот если бы у вас чего-нибудь не доставало, уха или, скажем, носа. Тогда да, было бы сложнее. И то я уже не однажды делал такие операции и не без успеха. Да что там я. Антонио Бранка восстанавливал уши и губы еще в конце XV века, а великий Талькоцци прекрасно наращивал носы столетием позже! Дайте, я посмотрю на вас ближе. Пожалуйте сюда, к свету.
Невысокий, щуплый, но очень подвижный старичок с совершенно седой гривой на удивление густых волос жестом показал пациенту на установленное напротив большого окна кресло и пошел мыть руки.
Эрик пересел, куда ему было сказано. Чувствительные руки профессора казались очень мягкими, длинные тонкие пальцы деликатно касались лица. Дольше всего он ощупывал выпуклую шишку над ухом.
– А скажите, молодой человек, – всех пациентов моложе пятидесяти лет семидесятивосьмилетний хирург называл «молодыми людьми», – вы хорошо слышите?
– Да, профессор. На слух я не жалуюсь.
– Гм. Вы уверены? Поймите, я не задаю вопросов из любопытства.
– Конечно, профессор. Я немного занимаюсь музыкой.
– Так что ж? Бетховен, как известно, писал музыку, даже будучи совершенно глухим. Давайте проверим. Сидите в кресле и не оборачивайтесь. Будете громко повторять мои слова.
Профессор Гальбони отошел почти к самым дверям кабинета и, оставаясь за спиной пациента, тихо, почти шепотом сказал:
– Противоречие.
– Противоречие, – громко повторил Эрик.
– Вы услышали? Невероятно.
– В вашем кабинете прекрасная акустика, профессор.
– Да? Возможно. Но вы правы, слух у вас отличный. И это очень хорошо. Теперь прошу вас пересесть обратно к столу.
Профессор занял свое кресло, Эрик вернулся на прежнее место.
– Итак, как я вам и говорил в прошлый раз, потребуется несколько операций с интервалом в два-три месяца. В первую очередь, необходимо удалить опухоль. Судя по всему, она неопасна. Всего лишь инкапсулированная гелеобразная масса. Вам очень повезло.
– В противном случае это сказалось бы на слухе?
– Во-первых, на слухе, а дальше… но к чему это вам…
– А дальше поражение мозга и смерть, – закончил за профессора Эрик.
– Да, в общих чертах, – подтвердил хирург.
– Понятно. А следующая операция?
– Исправим ваше веко и уберем лишние кожные складки на щеке. А потом займемся носом. Все зависит от вашего желания и терпения. Было бы неплохо, если бы вы регулярно наблюдались у меня и между операциями.
– Я давно мечтал пожить какое-то время в Швейцарии, профессор.

*     *     *

Эрик с грустью вспомнил о скончавшемся три месяца назад волшебнике скальпеля - Джованни Гальбони. Скольким людям хирург вернул надежду и радость жизни.
Запланированная пятая операция так и не состоялась, но Эрик не хотел обращаться к другому специалисту. Пересадка лоскута кожи с бедра на лоб оказалась самой сложной и болезненной, но, к счастью, ткань прижилась. И хотя кожа на правой щеке до сих пор имела вид застарелого термического или химического ожога, Эрик обнаружил, что жить с этим гораздо проще. Отчего-то люди куда более нетерпимы к врожденному уродству, чем к последствиям несчастных случаев.
В сознании всплыла провокационная мысль: как отнеслась бы к нему Кристина, случись их визуальное знакомство после хирургического вмешательства, а не до него? Он гнал ее прочь, как и другие воспоминания о драме Гранд Опера. Но они возвращались, принимая форму неразрешимых философских вопросов: что такое человек? Жестокое, неблагодарное существо… Возможно, он склонен к чрезмерным обобщениям. Если его безжалостно предали люди, которым он пытался так или иначе помочь, люди, к которым он привязался и полюбил, значит ли это, что все человечество таково? Нет, наверное, нет. Нет нужды далеко ходить за примерами. Мишель, не только защищавший его от нападок в детстве, но и помогший адаптироваться к новой жизни в Париже. Рене, поверивший в его музыкальный талант и предложивший писать либретто для опер Эрика. Фридрих, пять лет назад написавший ему из Вены о клинике и работах профессора Гальбони. Маэстро Вебер, вложивший в него не только знания, но и душу, добившийся постановки оперы никому неизвестного француза на венской сцене… Да мало ли он знал людей, о которых мог говорить с теплом и благодарностью. Правда, других в его жизни встречалось гораздо больше, особенно в детстве и юности. Он мог еще объяснить отвращение и издевательства людей посторонних...
Но в закулисном мире Дворца Гарнье, в его построенном не без участия Эрика почти фантастическом подземелье все было иначе - совсем другие отношения, другая ситуация. Кристина… Дени… Почему? Предательство страшнее презрения и ненависти. 
Эрик тряхнул головой, отгоняя горькие мысли как наваждение, водрузил парик на гипсовую голову музыкального гения прошлого века и пошел за рукописью Равеля.

Отредактировано Тали (2007-05-29 21:57:17)

Расписываюсь 
:thank_you:

Автограф еще изобрести надо и заодно псевдоним приличный! 

Romantic Angel
Псевдоним. Подойдет?  blush2.gif

marina уже догадалась в другой теме 

Romantic Angel
Это в коллажах!   Где-то немного ниже моей иллюстрации к 7-ой главе.