marina
:thank_you:

Я не могла бы представить себе это иначе. Все-таки в ней была творческая искра, не зря же Эрик с ней возился (не было, так свою вложил). А попадает она в бытовуху (золотую клетку), где единственная оставшаяся (оставленная Раулем) ей возможность самореализации - рожать детей. 

Вот уж точно.

P.S. Извини, что не появилсь вчера вечером: страшно болела голова, я рано легла.

Отредактировано Тали (2007-05-22 09:31:19)

Nadya
Сказка на ночь - это замечательно! 
Да, внешность ориентирована на Призрака Шумахера.
Нет, на премьере "Минотавра" он был только в парике. Ты все поймешь из 8-ой главы.
Спасибо за отклик!

Romantic Angel
Да вы ее уже читали (про пластические операции), это Nadya по объективным причинам отстает. 

Пишу, пишу! 

Тоже положительный момент 

Меня особенно впечатлили итальянские врачи эпохи Возрождения. Но самое интересное, что индусы делали такие операции еще на тысячу лет раньше!
А в конце XIX века уже многое было возможно.

Nadya
Гм... мне сканированные отрывки из книжки по мейлу переслали, какое-то учебное пособие вроде бы. Но... без титульного листа. Смогу теперь узнать только через пару недель: человека сегодня прооперировали 

Отредактировано Тали (2007-05-23 17:28:08)

Как говорил "дорогой друг Карлсон": продолжаем разговор    Попрошу хрустальными туфельками не бросаться 

Глава IX
(начало)

Мэг в нерешительности остановилась перед открытой летней площадкой кафе «Прокопе». Несколько секунд она осматривалась, пока не заметила под одним из зонтов приветливо улыбающуюся мадам Арвиль.   
– Добрый день, мадам, – поздоровалась она, присаживаясь за столик. – Я принесла письма, как обещала.
Появление в театре элегантной молодой женщины с запиской от Кристины удивило и обрадовало Мэг. Виконт де Шаньи практически сразу после свадьбы резко выказал свое неудовольствие по поводу общения супруги с ее бывшим театральным окружением. Сначала Мэг несколько раз навестила Кристину, но вскоре их встречи прекратились. У труппы возникло множество проблем в связи с поиском других помещений для работы и проживания, так как ремонт Гранд Опера грозил растянуться на длительный и неопределенный срок. К счастью, к началу этого лета артисты смогли вернуться в почти восстановленный театр, дирекция планировала открытие сезона на сентябрь.
– Здравствуйте, Мэг. Зовите меня просто Жюли. Какое вы будете мороженое?
Молодая балерина смутилась. Цены в старинном итальянском кафе возле театра Мольера не соответствовали возможностям жалования рядовой танцовщицы. Да и строгая диета исключала употребление мороженого. Но иногда так хочется нарушить все правила…
– Мэг, мне будет очень приятно угостить вас. Ведь это я позвала вас сюда.
– Шоколадное, – отбросив сомнения, сказала Мэг.
Действительно средства подруги виконтессы де Шаньи, вероятно, позволяют мадам лакомиться «ледяной неаполитанкой» и прочими кулинарными изысками так часто, как она того пожелает. А диета… ну, что ж… постоит лишних полчаса у станка.
Жюли уже делала заказ подоспевшему гарсону. Себе Жюли попросила принести стакан вишневого морса.
– Вот, – Мэг вытащила из ридикюля толстый обернутый плотной серой бумагой и перетянутый белой атласной лентой сверток. – Надеюсь, мама не заметит, что я открывала ее шкатулку.
Мэг не сразу решилась удовлетворить просьбу мадам Арвиль, она привыкла слушаться мать и не имела привычки рыться в ее вещах. Но тайна Призрака Оперы до сих пор будоражила ее воображение. В их первую встречу Жюли, удовлетворив любопытство девушки, касающееся новой жизни Кристины, долго расспрашивала Мэг о слухах, ходивших в опере еще до переезда в новое здание, о страшных рассказах покойного Жозефа Буке, любившего пугать молоденьких хористок и балерин мрачными историями о встречах с молчаливым и ужасным Духом Оперы.
Прежде чем развязать ленту, Жюли внимательно присмотрелась к небольшому бантику и длине оставшихся свободных концов: аккуратные люди бывают очень придирчивы к мелочам, а ей не хотелось подводить милую Мэг. Официант принес морс и мороженое. Балерина, едва не жмурясь, принялась отколупывать крошечный кусочек твердого как скала и соблазнительного как чужой секрет лакомства. Жюли осторожно развязала сверток. Она не слишком удивилась, обнаружив на самом верху пачки разнородных бумаг и конвертов свернутую вырезку из газетной статьи: сообщение о скелете с деформированным черепом. Значит, мадам Жири также оплакала несчастного, нашедшего свой ужасный конец в катакомбах.
Жюли перевернула пачку, решив начать изучение с ранних посланий. Это были кое-как нацарапанные коротенькие записки без обращения и подписи, сделанные на обрывках нотных листов, театральных программок и даже клочках газетной бумаги. Многое уже просто нельзя было разобрать, так как автор посланий пользовался для писания всем, что под руку попадется: углем, графитом, даже сангиной. Более читабельны оказались записки, написанные плохого качества сильно выцветшими чернилами. Почерк был маловыработанным, детским; на одно слово приходилось по две-три орфографические ошибки, пунктуация практически отсутствовала. От содержания этих писем Жюли пробрал мелкий озноб. В одной из записок говорилось: «Мне холодно не могу согреться достал одеяло оно с дырками…». В другой: «Поймал крысенка он такой смешной…». Развернув довольно большой обрывок театральной афиши, Жюли с трудом сдержала слезы. Примитивный детский рисунок изображал упрощенную человеческую фигурку (ее трудно было назвать женской) в короткой пышной юбке с расставленными в стороны ручками-палочками и поднятой палочкой-ножкой. Подпись под рисунком гласила: «Ты так танцуешь». После множества подобных записок и чуть более правдоподобных рисунков Жюли нашла половину листа  почтовой бумаги, где красными чернилами уже более уверенной, но, несомненно, той же самой рукой были выведены три слова: «Я его убью», а в качестве подписи нарисована скрученная в петлю удавка. 
Следующее послание было вложено в конверт. Его содержание произвело на Жюли едва ли не большее впечатление, чем предыдущая записка с угрозой, но уже совершенно по иным основаниям. Рука была та же, и в письме содержалось множество ошибок и помарок, но стиль изложения резко изменился.
«Дорогая Франсуаза, я много лет не писал вам. Я не забыл вашу доброту. И в память о вашем теплом отношении обещаю никогда больше не огорчать вас. Я знаю, ваше чистое сердце простит, и вы не откажете мне в помощи…» Письмо было подписано «ПО». Речь, видимо, шла о передаче требований дирекции театра: некий другой конверт должен был попасть на стол в кабинете господина Лефевра. Но подробности своих намерений Призрак в письме не раскрывал. Дальнейшая переписка шла достаточно интенсивно: в связке оказалось не менее тридцати писем в конвертах, все они были составлены в довольно-таки обтекаемых выражениях, не позволявших в случае чего обвинить мадам Жири в причастности к шантажу и вымогательству.
Жюли заметила, что Мэг справилась с порцией мороженого и явно с большим трудом удержалась от соблазна облизать вазочку.
– Я скоро закончу, – пообещала мадам Арвиль девушке.
Она быстро открывала конверт за конвертом, мельком проглядывала содержание писем и вкладывала их обратно. Пачка почти закончилась, когда внимание Жюли  вновь привлекла очередная записка. Она была короткая, но очень заинтересовала любознательную исследовательницу человеческих душ.
«Дорогая Франсуаза, прошу вас взять эти деньги и сходить по указанному на втором конверте адресу. Внутри конверта находится рецепт, по которому вы купите лекарства. Умоляю вас поторопиться, это очень важно и срочно.
Искренне ваш друг,
ПО».
Казалось, записка написана второпях, что не слишком сказалось на почерке, но… в тексте не было ни единой помарки или ошибки!
Жюли вернулась к предыдущему письму и вчиталась в текст более внимательно. Только в самом конце мадам Арвиль обнаружила две орфографические ошибки, они показались ей странными… словно их допустили намеренно, в простых словах, тогда как выше в тексте встречалось достаточно много слов сложных и, тем не менее, написанных грамотно.
Последнее письмо добавило еще больше пищи для размышлений. Оно заканчивалось просьбой и предупреждением:
«Франсуаза, пожалуйста, присмотрите за девочками. Ни в коем случае не подпускайте кого бы то ни было к подвалам. Здесь опасно».
– Мэг, я очень благодарна вам за возможность увидеть письма, – искренне сказала Жюли. – Но позвольте мне побеспокоить вас еще раз. Разрешите мне взять некоторые из них на два дня. Это очень важно для Кристины. Мы встретимся здесь в пятницу, и я все сама вложу на место, вам только нужно будет снова принести пакет.
– Мадам… Жюли, я не знаю… вдруг мама заметит. Даже боюсь представить, что будет, – заколебалась Мэг. – Но… если Кристине это так нужно… Хорошо. Мама, по-моему, давно не заглядывала в шкатулку. 
– Спасибо!  – с чувством поблагодарила Жюли. – Сейчас я быстро отберу то, что нужно.
Жюли посчитала и запомнила «порядковый номер» каждого вытащенного ею письма, аккуратно завернула письма в бумагу и тщательно завязала. На вид пакет ничуть не стал тоньше. Уже начавшая беспокоиться, как бы ее не хватились в театре, Мэг торопливо спрятала пакет в ридикюль и, распрощавшись с Жюли, быстро ушла.
Мадам Арвиль не стала говорить Мэг, что вовсе не собирается показывать письма Кристине. Ее цель была совсем иная.

*     *     *

Отредактировано Тали (2007-05-24 23:28:08)

А это возможно?    Так ему, так! 

Стараюсь изо всех сил... 

Куда ж бе интриг? 

У вас на даче горячая вода и джакузи? Домой совсем приезжать не будете? 

СОЧУВСТВУЮ!
А когда состоится сие печальное событие? Может быть, я еще что-то успею дописать.