Меня страшно заносит 
По принципу сказки, что ли? 
Чем дальше, тем страшнее))) Самой страшно. Что-то это уже какой-то фильм ужасов получается, а не фан-фик 
хххх
Чтобы хоть как-то существовать, на пропитание она зарабатывала тем, что бралась за стирку. Клиентов у нее было немного, но некоторые, может из-за жалости, а некоторые по необходимости с радостью принимали ее услуги несмотря ни на что. Местный учитель, священник, а так же несколько поденщиц весьма обеспеченных жителей этой местности, которым и без того хватало работы, прибегали к ее услугам, зная, что в своем положении Хельга возьмется за столь трудоемкую работу и за совсем небольшую плату – выбора у нее не могло быть. А священник иногда и вовсе расплачивался с ней хлебом. Так Хельга зарабатывала себе на скудное пропитание и мыло, необходимое ей для стирки. Она выручала немного, но, по крайней мере, ей не грозила голодная смерть.
Почти с утра и до вечера она проводила за тем, что, не разгибая спины, стояла у реки, а когда наступили холода, то ей приходилось носить воду в тяжелых ведрах во двор, и заниматься стиркой там.
Вечерами она уже и сама не знала, из-за чего нестерпимо начинала болеть спина и ноги – из-за работы или ее положения, которое становилось все заметнее и заметнее, и все больше обременяло ее, усложняя работу, которая и без того требовало сил и старания.
Однако теперь ей даже это ее существование было совершенно безразлично. Она настолько потеряла любую тягу к жизни, что открывала глаза на рассвете, а смыкала их глубокой ночью больше по привычке и какому-то бессознательному животному инстинкту к жизни, нежели из-за желания, которое должно быть присуще здоровой молодой женщине. Она редко с кем разговаривала, лишь, когда принимала и отдавала заказ, местные женщины не особо стремились заводить с ней бесед, разве что некоторые мужчины стали как-то странно поглядывать в след все еще красивой овдовевшей Хельге; ее никто не навещал, лишь старая Сара, которая изредка заглядывала к ней, чтобы справиться о ее жизни. И если бы не ребенок, который теперь день ото дня все чаще толкался и крутился, и чью бурную жизнь она ощущала внутри себя, она бы была почти счастлива…
Пересиливая донимавшую ее с самого рассвета тупую боль в нутре, она собралась, чтобы отнести очередную выполненную работу, сложила ее в корзину, и пошла по оживающей в весенних лучах улице. По дороге она встретилась с одной из бывших соседок, кажется, ее муж когда-то водил дружбу с ее Юзефом. Точнее сказать, они на пару пили.
- И куда это тебя на сносях черт несет, а Хельга? – С злой издевкой спросила тогда та, облокотившись на плетень.
- А твое какое дело!? – Вместо приветствия ответила Хельга, не испытывая никакого желания с кем-либо разговаривать, и пошла дальше, едва переставляя ноги. Она вообще уже на протяжении долгого времени, опуская глаза, не видела своих ног. И это неимоверно ее раздражало! Ей казалось, что так теперь будет вечно, что она уже вообще никогда не избавится от этого проклятого ребенка.
У развилки, где одна дорога вела ко второй части деревни, (где, собственно, жил здешний учитель), а вторая тропинка вела в лес, Хельга вдруг скорчилась от усилившейся боли, и корзина выскользнула из ее рук. Белье выпало на еще сырую от непросохшей слякоти землю. Женщина придержала низ отяжелевшего живота, тянущая боль, казалось, разрывающая ее изнутри, лишь усиливалась. Она подняла глаза, и посмотрела на высоко стоящее над горизонтом солнце. Потом разгладила складки влажной юбки, и выругалась. Судя по всему, на этом месте ее дальнейший путь заканчивался. Знакомые признаки дали ей понять, что погодить до вечера, на что она очень надеялась, ей не удастся. Окаянному ребенку вздумалось родиться прямо сейчас. Почему-то, в эту же секунду ей захотелось умереть. Еще одного испытания она не выдержит. Может, господь смилуется над ней, и это случится прямо вот в этот момент, и ей не придется терпеть омерзительное появление на свет очередного ребенка? Она утерла ладонью лоб, покрывшийся испариной, и огляделась, будто бы ища укрытия. Закусив до крови губу, кое-как добрела до развесистого большого дерева, тут ее снова накрыла волна адской боли, она не в силах терпеть это, застонала, как раненное животное, и упала без сил…
После обеда весеннее солнце скрыли в одночасье наплывшие грязные тучи. На потемневшем небе время от времени появлялись яркие вспышки света. Где-то бушевала гроза. Громкие голоса двух женщин, спешащих домой по тропинке из леса и переговаривавшихся между собой, раскинувшаяся на траве у самого дерева Хельга не слышала. Пройдя еще несколько шагов женщины остановились и замолчали, тупо переглянувшись.
- Послушай, а разве эта не вдова помершего Юзефа? – Сказала сухая рыжая, усеянная веснушками женщина.
- Кажется, она самая. – Ответила вторая, подходя ближе, чтобы разглядеть бледное лицо навзничь лежащей женщины.
- Она жива? – С опаской спросила вторая.
- Не знаю… - Краснощекая грузная женщина толкнула распластавшуюся Хельгу мыском своего ботинка в бок, и та в ответ сделала едва различимое движение, застонав. Но так и не открыла глаз. Грудь ее очень медленно то поднималась, то опускалась. Она дышала, но внешне больше походила на мертвую. – Кажется жива еще…
В это же мгновение в юбке у нее что-то зашевелилось и издало приглушенный писк. Женщины снова переглянулись. Та, что стояла ближе, наклонилась и откинула пропитанный кровью и грязью лоскут ткани. Под юбкой в ногах матери лежало в сгустке слизи и крови крошечное человеческое существо. Внезапный яркий свет слепил его, он тихо пищал и корчился, будто бы в судорогах агонии. Из-за этого рассмотреть его было невозможно. Женщина протянула руки к попискивающему окровавленному куску плоти, готовая уже до него дотронуться, но отчего-то медлила.
- Да тут же и ее ребенок… наша Хельга, как последняя дворовая собака, рожает под первым встретившимся деревом. – Зло усмехнулась она.
Вдруг, она резко отдернула руку, побрезговав прикоснуться к младенцу, который теперь почти даже не кричал, как следовало бы любому появившемуся на этот свет ребенку, а смирно лежал и издавал странные звуки, похожие на урчание. Словно почувствовав внимание к нему, он замер, два маленьких, но внимательных глаза, едва различимые через узкую полоску полусомкнутых век, будто бы следили за происходящим, определяя угрозу или безопасность вокруг себя. На секунду любопытствующей женщине показалось, что их глаза встретились, и ребенок смотрит на нее вполне осмысленным взглядом. Дрожь прокатилась по ее телу.
- Кажется, он полумертвый, помрет еще… - заключила она.
Из-за лужи темно-красной крови он выглядел еще более неопрятно и непривлекательно, чем любое только что родившееся существо.
Вторая женщина наконец сделала несколько шагов вперед, и сгорая от любопытства, наклонилась поближе. Это был мальчик. Она поморщилась. Ребенок был не похож на малышей, которых она видела раньше. В принципе, он совсем не отличался от других детей – ребенок был крупным, и видимо, даже здоровым, у него были две ножки, две ручки с длинными тонкими пальчиками, два глазика, ушки, единственно, он был как-то слишком лыс, чубчик из редких светлых свалявшихся от влаги волос был только на макушке, и чем-то походил на причудливый хохолок. И… главным образом, личико младенца было странным, кожица на одной его половине была будто собрана в гармошку, что делало мальчика совсем непохожим на остальных. Он был сейчас больше похож на диковинного зверька, нежели на человеческого ребенка.
- Фу! Какой он страшный, - скривилась вторая женщина, быстро отведя глаза, и попятившись. Его взгляд нагонял на нее страх и холодил душу.
- А ты уверена, что это человеческий детеныш? Смотри, он не орет, а хрипит…
Женщина недоуменно посмотрела на свою собеседницу.
- Почем мне знать, - раздраженно выпалила она, - от кого Хельга понесла в очередной раз? Может она якшалась с самим чертом!
- Может, ей все же помочь?
- Давай. Растормоши ее!
- Я? – Запротестовала вызвавшаяся помогать. - Нет, я не буду этого делать!
- Так ты мне это предлагаешь сделать? И я тоже не буду! Не я это предложила…
- Ладно, - заключила, наконец, одна из женщин, - позови кого-нибудь. Скажи, что Хельга продала свою никчемную душу самому дьяволу, и у нее родился чертов сын! У него наверняка еще есть и копыта с хвостом!
- Да нет у него копыт, обычные пальцы! Гляди, вон!
- Не важно! Это сейчас. Но появятся потом.
После того, как две соседки обнаружили на дороге вдову лавочника, и нашли ее с новорожденным, буквально через час о ее ребенке знала добрая половина всей деревни. Сама Хельга оклемалась спустя несколько часов после этого, так и не дождавшись помощи. Ее привел в чувства сильный холодный дождь, словно пощечины, хлеставший ее по лицу. Едва держась на ногах, она добрела до дома к вечеру. Ребенок в корзине половину дороги слабо попискивал, а когда она принесла его домой, кажется, уже спал…
Положив ребенка в колыбель с тряпьем, она обессилено опустилась перед ней на пол, рассматривая младенца. Мальчик уже тихо посапывал, и вероятно, видел свой десятый сон. Мать же его еще долго не могла заснуть. Все происшедшее казалось ей существующим лишь в ее воображении, она никак не могла поверить, что теперь с ней в этом доме находится еще одно живое существо. Существо, которое после стольких мук получило жизнь.
- Будь ты проклят, маленький ублюдок… - Яростно толкнула она колыбель в ответ на редкое хныканье. Мальчик и вовсе затих.
К ее огромному удивлению мальчик за всю ночь не проронил ни звука, не истязал ее слух звонким плачем, и лишь по началу немного хныкал, словно привыкая к своему новому месту.
На утро Хельга, подойдя к колыбели, пребывая в полной уверенности, что после ночи, проведенной в совершенной тишине, ни разу не услышав даже голоса своего ребенка, найдет там остывший крошечный трупик. И вздрогнула. Мальчик мирно зевал. Он лежал в пол оборота, положив головку набок, и Хельга смотрела на него так, что видела лишь одну часть его личика – ту, что была такой же, как у сотен и тысяч детей на этом свете. На мгновение ей показалось, что он в действительности даже очень красивый ребенок, и возможно даже мог бы вырасти в привлекательного мужчину, предмет гордости своей матери. Однако ребенок снова зашевелился, и Хельга поняла обманчивость своих мыслей.
- Гадкое отродье! – Невольно произнесла она в разочаровании.
Ребенок, словно поняв ее слова, скривился в гримасе плача, и вот теперь уже заорал. Подбросить ребенка кому-нибудь под дверь, оставив на пороге, она не могла. Благодаря проклятой отметине его сразу же без труда узнали бы. Прямо сейчас взять и избавиться раз и на всегда, если это не удалось ей тогда, когда он был внутри нее… задушить, или, к примеру, утопить, как это делают с котятами - ей не однократно приходила эта мысль с момента произведения этого существа на свет. Но, к ее страшному удивлению, она почему-то не решалась совершить этот поступок. При всей своей греховной жизни она не хотела обременять себя еще одним смертным грехом – убийством невинного младенца. У нее не поднимется рука даже на это маленькое чудовище. С божьей (или дьявольской) помощью, но это уродливое создание само долго не проживет. Вряд ли еще один рожденный ею ребенок выживет. Он, как и остальные, очень скоро покинет этот мир. Его вялые реакции убеждали Хельгу в том, что ребенок вряд ли протянет еще одну ночь.
Но к вечеру этого дня розовый комок плоти, шевелящийся в колыбели, начал пронзительно пищать, потом орать, потом хныкать, потом опять пищать, захлебываясь собственными слезами... И так бесконечно! И вот здесь Хельга пожалела, что все-таки не утопила его.
- Да чтоб ты сгинул! - Осыпала она его проклятиями, и вспомнила, что не прикасалась к ребенку и не кормила его с момента самого рождения.
Давать грудь этому мало похожему на человеческое дитя, существу ей было как-то страшно. Об одной этой мысли пальцы ее холодели и ее начало мутить. Кроме того, молока у нее не оказалось. Она тяжело вздохнула, и громко хлопнув дверью, вышла на двор, чтобы не слышать его голоса. Но он орал так оглушающее громко, что казалось, был способен перебудить всю деревню.
Женщина села на крыльце, и обхватила тяжелую голову руками.
- Хельга? – Она подняла глаза на голос, позвавший ее. – Я слышала, ты разродилась мальчиком.
- Пани Сара… - Она поднялась, и поспешила, насколько это ей удавалось, отворить калитку. – Вы слышали, что я разродилась маленьким чудовищем. Верно? И должно быть, пришли поглядеть… - Разочарованно, едва не плача, произнесла Хельга.
- Ой, я много чего слышала! – Отмахнулась та. – Я пришла тебя проведать, неблагодарная ты женщина.
Когда они вошли в дом, кажется, уставший вопить ребенок, теперь только лишь недовольно всхлипывал. Сара заглянула в колыбель.
- Ой, я-то думала, у него две головы или четыре глаза! Да он обычный ребенок, Хельга.
- Вы так думаете? А по мне, так наказанье. – Не подходя близко к колыбели, вымолвила женщина.
- Не слушай, что говорят другие. У тебя здоровый сын.
Она протянула руку, и дотронулась указательным пальцем до его лба, погладила редкие волосики на голове.
- Пани Сара, - вдруг набравшись смелости, севшим голосом позвала Хельга, наблюдая, что та без всякой брезгливости дотрагивается до крошечного исчадия ада.
Низенькая крючконосая женщина обернулась, пристальный взгляд двух острых зрачков застыл на ней.
- Мне нечем его кормить… а если б было – я бы не стала. – Призналась она.
- Так он хочет есть! Он кричит, потому что он хочет есть, Хельга!
Мать положительно кивнула.
- Да, видимо, это чертово дитя еще и прожорливо, как волчонок.
- Ты же что, вообще не кормила его?
Хельга отрицательно мотнула головой.
Жена старого соседа кормила сына Хельги каким-то премудрым способом. Она заворачивала вымоченный в молоке мякиш хлеба в тоненькую полотняную тряпочку, и всовывала ее в рот орущему малютке. Ребенок сразу же цепко вписался губами в нее и замолкал, довольно наблюдая за тем, что происходило вокруг него. Таким образом, ребенок рос живым и здоровым. По крайней мере, с голоду он никак не умирал ни через неделю, ни через месяц. Иногда Хельга даже сожалела, что попросила помощи. А Сара как назло хоть раз в день, да приходила к сыну Хельги, и самостоятельно кормила его, даже если до этого родная мать забывала это сделать.
- Пани Сара, заберите его, раз вы его так холите и лелеете. – Однажды сгоряча бросила Хельга соседке, когда та в очередной раз кормила ребенка.
- Нет уж девка! – Хмыкнула ей в ответ старуха. – Ты го прижила от кого-то, вот и расти! Он мне кто? И без того тебе довольно помогла.
У старой еврейки было не так много времени, чтобы посвящать его чужому ребенку, а Хельга не хотела тратить свое время на сына. Она продолжала заниматься тем, что брала на стирку вещи, и почти все время проводила во дворе, стирая распухшие от воды пальцы в кровь. На второй месяц жизни мальчика Сара перестала приходить к Хельге так часто, как приходила раньше, и той все-таки пришлось учиться кормить его самой.
Чем чаще ей приходилось через силу, преодолевая дрожь в руках и отвращение кормить, мыть и пеленать его, тем скорее она, кажется, смирились с тем, что рядом с ней рос этот ребенок. Она научилась принимать его, как неизлечимую болезнь, которую не скрыть, наказание, клеймо, теперь живым упреком всюду следующее за ней. Обреченная руку об руку идти со своим возмездием, она не испытывала к нему материнской любви (лишь потому что вообще вряд ли была на нее способна), не питала к нему нежности. Ей казалось, что если однажды этот ребенок сгинет, она не почувствует ровным счетом ничего. Она даже ни разу не задумалась, какое бы имя могла дать сыну. Она вообще не представляла, что может звать его по имени. По ее разумению оно ему было просто не нужно. Но это было против правил, и ребенка все равно окрестили. Так как матери было по сути своей все равно, и она лишь безучастно жалась к стене во время этого процесса, будто бы боясь, что как только она подойдет к нему ближе, небеса разверзнутся, и жестокая господняя кара постигнет ее, священник окрестил ребенка именем, соответствующим этому дню по календарю…
Так мальчика нарекли Эриком.
наверное, они еще ко всему прочему были нехорошими людьми. Ведь, если бы это были люди добрые и сердечные, помогли бы. Я так думаю. А они были какими-то сплетницами и выдумщицами, которые наплели еще с три короба, приписав и ей и ребенку все, что только можно. Не от большого ума daiblo.gif А это, можно сказать, все только ухудшило((( cray.gif Ребёнку и так не сладко было
Хотя, мне кажется, на свете разные люди, и встречается столько и злых тоже, что любой маньяк из фильма ужасов покажется лапочкой. Эрику что-то уже с рождения не везет на людей его понимающих. И если бы не соседка....
Но он еще всем устроит 
girl_haha.gif
Это так, для Гринписа girl_crazy.gif 
Мне самой уже хочется перейти к более торжественной части фан-фика, никаких издевательств над детьми, а любовь-романтика там всякая))) victory.gif
а наверное, такие детишки и бывают такими. 
он тихонько ночью там приторговывал ерундой всякой))) может, они сами у него чего-нибудь покупали 
ага))) А в школе он, наверное, успевал больше бы, чем другие. Быстрее бы всех остальных детей схватывал. Опять тумаки получал(((
как от такого отказаться)) 
