marina
Помнишь, на премьере "Минотавра" в Вене Эрик договорился о встрече со старым знакомым - банкиром Фридрихом Фрохтом? Вот оттуда все и понеслось. 

Ага, к тому идет. 
Не, это еще не глобализация, это - "империализм как последняя стадия развития капитализма",  создание международного бизнеса, транснациональных корпораций и т.д.

Совсем, совсем ничего...  victory.gif
Спасибо!!!
thank_you2.gif  thank_you2.gif  thank_you2.gif

Dahlia
Точно: хорош страдать, пора ковать свое счастье! 

Была охота ручки свои ангельские марать. 

Течение усиливается...

Глава IV
(начало)

Музыка доиграла, полковник Бриан де Навильяк поклонился и проводил виконтессу де Шаньи на место. К сожалению, ее следующий танец уже был занят. Не удивительно! Какая красавица: эти огромные загадочные глаза, роскошные кудри, нежная, почти прозрачная кожа, стройный, гибкий стан, высокая грудь. А как танцует! Истинное сокровище. Должно быть, виконтесса хороша в постели. Право же, господин виконт напрасно оставляет супругу без присмотра в окружении светских повес: так и вьются, как мошки вокруг газового фонаря. Полковник хмыкнул, сравнение, кажется, было не совсем удачным, но поэтичность напрочь выветрилась из его головы за двадцать пять лет военной службы. Он подкрутил еще не тронутый сединой в отличие от почти белых висков ус и стал высматривать лакея с подносом.   
Это был третий большой прием, на котором супруги де Шаньи вновь присутствовали вместе. Кристина уже успела завести приятельские отношения с некоторыми молодыми дамами и вполне освоилась, поэтому, крайне занятый серьезными деловыми проблемами Рауль, сегодня подходил к ней редко. Они танцевали вместе всего один раз. Впрочем, Кристина действительно не слишком скучала. Она с интересом прислушивалась к разговорам, их с Раулем брак, похоже, давно перестал быть предметом пересудов – хватало других сплетен и новостей. Много говорили о завтрашней премьере новой оперы, судя по тому, с каким трудом Раулю удалось, пользуясь старыми связями с дирекцией Гранд Опера, достать билеты в ложу, постановка вызвала настоящий ажиотаж. В прошлом месяце они побывали на «Трубадуре», для обоих посещение Оперы стало нелегким испытанием, но они выдержали его. Перед отъездом Жюли советовала Кристине не избегать прошлого, а открыто посмотреть ему в лицо: как всегда мадам Арвиль оказалась права – нахлынувшие воспоминания вызвали внутреннее потрясение и как ни странно принесли облегчение.
Смотреть на сцену, сидя в ложе среди таких же модно и со вкусом одетых представительниц и представителей высшего общества, было непривычно. Кристине казалось, что она видит себя и все, что произошло с ней, со стороны, как будто ставят не «Трубадура», а «Луизу Миллер», и вместе с Робером поет не новая примадонна Анна Савиньон, а она – Кристина Дае. Ее короткая карьера солистки Гранд Опера была прекрасным, но невозвратимым чудом, сотворенным гением Эрика. Маэстро далеко, но в этих стенах осталась частица его души. От ощущения его присутствия перехватило дыхание, сладкая дрожь волной прокатилась от шейных позвонков до кончиков сжимающих веер пальцев. Кристина поняла, что будет посещать театр, чтобы вновь соприкоснуться с искусством, истинное величие которого открыл ей учитель. 
Ах, Эрик, Эрик! Друг детства адвоката Нортуа. К сожалению, Жюли мало что знала о жизни Эрика в Париже, лишь то, что он получил блестящее образование, благодаря которому мог теперь работать заграницей и, вероятно, ни в чем не нуждаться. Конечно же, как глупо было думать, будто человек с таким запасом знаний и такими талантами скитается где-то без крова над головой или станет просить милостыню на паперти какого-нибудь провинциального храма. Он уехал, чтобы все забыть. Но она не сможет забыть его никогда.
Отвлекшись своими мыслями, Кристина пропустила часть разговора мадам Ларбо и графини де Рондель, вместе с которыми присела отдохнуть и выпить прохладительного. 
– Мадам де Шаньи, дорогая, я слышала, вы прекрасно разбираетесь в музыке, – обратилась к Кристине жена банкира и крупного судовладельца Жюля Ларбо Диана. – Скажите нам, что за оперы пишет месье Лебер? Мы все умираем от любопытства, что ожидает нас завтра? 
– Право же, дорогая мадам Ларбо, я совершенно не знакома с творчеством этого композитора, – смешалась Кристина.
В девичестве Диана Ларбо носила фамилию д’Оривельи, ровесница Кристины, она была еще не замужем, когда Рауль впервые представил юную виконтессу светскому обществу, и в то время, очевидно, не питала к выскочке добрых чувств. Однако жизнь многое меняет. Родители Дианы сочли, что деньги теперь важнее титула. 
– Как жаль. Кто знает, можно ли верить иностранным газетам?
– Вы не правы, Диана, – возразила интенсивно обмахивающаяся веером графиня де Рондель. – Когда вся европейская пресса поет дифирамбы в один голос, верить газетчикам можно. Клотильда Боннар была на премьере «Королевы Камелота» в Ла Скала, по ее словам, это нечто невероятное. Боже мой, к нам идут де Норт и д’Арвиналь, у меня уже нет сил танцевать!

*     *     *

Вращаясь практически в одних и тех же кругах, Эрик не без труда избегал встреч с виконтом и виконтессой де Шаньи. Вернее, он прилагал все усилия, чтобы не быть им представленным кем-нибудь из многочисленных общих знакомых. С Раулем он уже несколько раз сталкивался лицом к лицу в самых разных местах, и самой занимательной оказалась встреча в салоне Жаклин Минош. К Жаклин Лебера затащил Равель послушать чтение новой поэмы довольно известной и модной поэтессы.
Освещение в зале было приглушено, лишь центр оставался залитым светом низко опущенной лампы с салатным абажуром, лучи которой концентрировались на лице и фигуре рыжеволосой чтицы. Притихшие слушатели внимали четким размеренным строкам, свободно и  непринужденно лившимся из уст жрицы поэзии. Обладающая завидным даром декламации Жаклин прекрасно знала силу воздействия своего бархатного голоса:   
…И брошена на ложе вожделенья
Стремит к глазам его свой влажный взор.
Покровы сорваны. Пришел конец томленью.
О, грех и страсть! О сладостный позор!

Эрик окинул взглядом присутствующих. Среди поклонников таланта Жаклин он заметил несколько знакомых  лиц.
– Милое сборище, Рене, – Лебер показал глазами на сидящую в первом ряду Женевьеву де Муль.
– Тебя еще волнуют прекрасные глаза мадам де Муль?
– Ни в малейшей степени. Но я не жажду строить их семейное гнездышко, – усмехнулся Лебер.
Гораздо больше, чем мадам де Муль, Эрика заинтересовал совсем другой человек: напротив Жаклин Минош сидел Рауль де Шаньи. Бывший покровитель Оперы с благоговением ловил каждое слово хозяйки салона и не сводил глаз с чтицы.
– Жаклин делает успехи, – заметил Лебер.
– Ты имеешь в виду ее новые стихи или ее нового любовника? – осклабился Равель.
– И то, и другое.
Эрик не стал дожидаться окончания вечера, сославшись на важную встречу, он ушел в тот момент, когда Рауль де Шаньи, пользуясь своими сомнительными привилегиями, усадил сорвавшую бурю оваций поэтессу к себе на колени и начал восторженно целовать  руки Жаклин.
Атмосфера салонов была хорошо известна Луи Леберу, степень близости отношений ударившегося в строительный бизнес аристократа и дамы полусвета Жаклин Минош не вызывала ни малейших сомнений.

*     *     *

Dahlia
Когда поженятся? Ой... не знаю.  :sorry:
Не завтра еще. Так и быть, как-нибудь Раульку уходим.  tease.gif

Самое интересное, что Эрик этот факт засек. 
Жюли чуток не дорассказала, фамилию не назвала. Она так больше по сути: замечательный человек, друг брата, талант... и т.п. 
Столкнутся. Куда ж им деваться? 
Спасибо!  thank_you2.gif  thank_you2.gif  thank_you2.gif

попрошу поберечь хрустальные туфельки  blush2.gif

Глава IV
(окончание)

*     *     *

Она старалась изо всех сил, старалась, но не смогла сдержать оставивших две влажные дорожки на побледневших щеках слез. Кристина поспешно достала из ридикюля кружевной платок и приложила его к краешкам глаз. Она надеялась, что Рауль – мужчины сидели во втором ряду ложи – ничего не заметил.
Это была ЕГО музыка! Кристина никогда не слышала мелодий и тем «Минотавра», нельзя было сказать, будто они в чем-то повторяли партитуру «Дон Жуана», но не узнать манеру Ангела его ученица не могла. И сюжет. Вряд ли кто-нибудь из самозабвенно отбивающих ладони и оглашающих театр восторженными криками меломанов мог понять скрытый смысл его творения. 
– Не правда ли, музыка потрясает до глубины души? – с улыбкой на тонких губах чуть наклонилась к Кристине баронесса де Вийяр.
– О, да! – претворяться равнодушной не было никакого смысла, сидевшая слева от виконтессы графиня де Рондель также прикладывала к глазам платок и улыбалась сквозь слезы. 
При этом лица окружающих казались удивительно просветленными, как после торжественной мессы в кафедральном соборе.
– Я же говорила, Гийом, что месье Лебер гениален! – громче сказала баронесса, полуобернувшись к супругу.
Сотрясавший стены зрительного зала шквал оваций немного стих, можно было обменяться впечатлениями.
– Безусловно, дорогая. Нужно пойти его поздравить, – как всегда поддержал мнение супруги недавно получивший портфель министра барон де Вийяр.
Виконт де Шаньи недоуменно воззрился на соседей по ложе: почему в Опере зашла речь об архитекторе? Неужели эта иссушенная мумия решила уязвить его самолюбие?
– Вы знакомы с композитором, Атенаис? Ну, разумеется! Как же я раньше не подумала. Гийом, вы как министр искусств должны были представить нам гения, – попеняла графиня де Рондель.
Все-таки они говорят о композиторе, кажется, у него начинается мания преследования. Может быть эти Леберы родственники? Рауль уже поднялся с места, – большинство мужчин аплодировали стоя, – и подал руку Кристине, его взгляд упал на программу, которую она держала. На обложке над названием оперы значилось имя: Луи Лебер.   
– Дорогая Виктория, я немедленно исправлю свою оплошность. Но мне казалось, что вы знакомы. Ксавье так увлечен его проектом электрического освещения улиц, – немного озадаченно ответил де Вийяр.
– Бог мой, мне и в голову не пришло, что это один и тот же человек! Ксавье, вы говорили, он ученый-физик.
Графиня округлила большие серые глаза и изобразила на лице крайнюю степень изумления.
– Советник русского посольства месье Баталов рассказывал мне как-то, что в Петербурге оперу пишет один ученый-химик. Правда, уже лет десять не может ее закончить, – припомнил министр Общественного образования и изящных искусств.
– Вот видите, дорогая: одно другого не исключает, – член муниципального совета граф де Рондель подал супруге руку.
Занавес окончательно опустился, публика постепенно покидала зрительный зал. Не менее трети присутствующих были приглашены администрацией или самим Лебером на торжественный банкет. Но спешить было некуда. Мадам де Рондель с удовольствием поднялась, она устала сидеть целых три часа, молодое тело требовало движения, а переполняющие эмоции – выхода.
– Кристина, вы помните, вчера мы гадали о музыке… Ах, какой курьез! Нужно было попросить автора что-нибудь нам исполнить. Я видела его на приеме, месье Лебер как раз беседовал с Морисом. Какая таинственность и скромность: скрывать такую славу!
Кристина лишь натянуто улыбнулась в ответ.
– Славы месье Леберу вполне хватает, – окончательно ошеломила молодых дам баронесса де Вийяр. – Он один из самых знаменитых архитекторов нашего времени. И, кстати, строил Оперу вместе с месье Гарнье.
– Поражаюсь, когда он все успевает.  Вчера Луи рано ушел, – сообщил обществу Ксавье де Рондель. – Но сегодня-то ваш кумир, милые дамы, никуда не денется.
Граф, пряча улыбку, скользнул глазами по почти пунцовому лицу младшей сестры Виктории мадемуазель Эжени де Лепранс. Бесцветная блондинка с белесыми бровями, Эжени сильно проигрывала на фоне сестры, с которой они были на удивление мало похожи. Недавно девушке исполнилось шестнадцать лет, и она начала выезжать в свет под патронажем Виктории. Предпочитающий свое тихое поместье господин де Лепранс был слаб здоровьем, он писал мемуары и тосковал по скончавшейся три года назад супруге. Участия в разговоре взрослых – между сестрами было десять лет разницы, и в присутствии Виктории она все еще ощущала себя ребенком – Эжени не принимала.
За светской болтовней собеседники не замечали, что супруги де Шаньи замерли, будто два соляных столба. Рауль медленно переваривал новую информацию о конкуренте: о том, что компания Лебера, вероятно, будет заниматься и электрическим освещением центральных улиц Парижа, виконту сообщил Клонье. Оцепенение Кристины объяснялось потоком сумбурно нахлынувших мыслей. Эрик в Париже? О нем с восторгом отзываются министры и их супруги-аристократки? Он бывает в обществе? И никто ни словом не обмолвился о необычной внешности гения? Но она не могла ошибиться! Разве кто-то другой был способен написать «Минотавра»?
– Должно быть, месье Лебер долго жил заграницей? – чтобы как-то присоединиться к разговору, спросила несколько пришедшая в себя мадам де Шаньи.
– Около двух лет, по-моему, – ответил ей де Вийяр.
– Кристина, вы идете? – обернулась уже у двери ложи графиня де Рондель. – Я познакомлю вас и Диану с месье Луи Лебером. Кажется, он безумно интересный человек.
– Боюсь, мы не можем остаться, графиня. Ты плохо себя чувствуешь, дорогая?
Рауль, наконец, обратил внимание на неестественную бледность, покрывающую лицо Кристины. Хороший предлог, чтобы уйти с грандиозного приема, который устраивала дирекция театра в честь первой премьеры на родине композитора. Мало того, что виконту де Шаньи не слишком хотелось знакомиться лично с вездесущим месье Лебером, на спектакле присутствовала Жаклин Минош – этим, в основном, и объяснялась катастрофическая рассеянность Рауля. Последнее время ему было не до имен новомодных маэстро, а настойчивое внимание любовницы, то и дело бросавшей взгляды в сторону супругов де Шаньи со своего места в амфитеатре, заставляло виконта ужасно нервничать. Поэтесса ничуть не стеснялась афишировать их отношения. Если в доме барона де Вийяра или товарища министра де Кавиля встреча Жаклин и Кристины совершенно исключалась, то в Опере такая вероятность вполне могла осуществиться.
– Нет, нет. Все в порядке, здесь немного душно, – бывшая солистка Гранд Опера выдавила бледную улыбку и обмахнулась веером. – Выйдем в фойе, там всегда прохладнее, чем в зале. Мы не должны бежать от прошлого, Рауль. Жюли не одобрила бы такую слабость. Положение обязывает нас присутствовать на этом приеме.
Опершись на руку супруга, мадам де Шаньи высоко подняла голову и твердо посмотрела в глаза виконту. 
– Ну, если ты так хочешь…
Оставалось надеяться, что, увлеченная новыми знакомствами и разговорами с подругами, Кристина не заметит мадемуазель Минош, а Жаклин не посмеет вести себя слишком вызывающе. 

*     *     *

marina
Интересный комментарий!